Вот она стоит рядом с жеребцом, прижимается к его темной гриве светловолосой головой. Мы с Питом приехали тогда навестить ее в лагере. Увидев нас, Кэти оставила коня, подбежала к нам и бросилась мне на шею. Ее щеки пылали от радости и волнения. Мы с ней были так близки в те далекие дни! Куда подевалось наше взаимопонимание? Что заставило ее страдать сейчас? Может, наш с Питом разрыв?
Снедаемая угрызениями совести, я набрала номер Гэбби. Трубку никто не взял. Мне вспомнилось время, когда Гэбби исчезла на целых десять дней. Переживая за нее, я сходила с ума. Как выяснилось позднее, она решила тогда уединиться, чтобы лучше познать себя. Может, и сейчас ей просто-напросто взбрело в голову поизучать свой внутренний мир?
Две таблетки тайленола помогли избавиться от головной боли, а фирменное блюдо в «Сингапуре» утолило голод. Как отделаться от дурного настроения, я не знала. Ни голуби, ни незнакомые люди на скамейке в парке не могли отвлечь меня от неспокойных мыслей. Мой мозг одолевали навязчивые вопросы. Кто убийца? Как он выбирает жертвы? Знакомится ли с ними? Втирается в доверие? Адкинс была убита в собственной квартире. А Ганьон и Тротье? Где? В заранее запланированном месте? В месте, специально обустроенном для убийства и расчленения? Убийца ли Сен-Жак?
Я пялилась на голубей, не видя их. Мне представлялись жертвы, застывший в их глазах ужас.
«Шанталь Тротье было всего шестнадцать, — думала я. — Он запугивал ее? Когда она поняла, что умрет? Пыталась ли упросить его не причинять ей зла? Не убивать ее?»
Мне вновь представлялась Кэти. Та девочка значила для кого-то то же самое, что для меня значит она. Мое сердце до боли сжималось от наполнявшего его сострадания.
Я заставляла себя сосредоточиться на настоящем и подумать о завтрашнем дне. С утра займусь в лаборатории обследованием найденных костей. Только бы пореже встречаться с Клоделем. Надо не забыть смазать корку на щеке. Итак, Кэти считает, что ее призвание — быть поклонницей НБА. Все мои доводы она пропустила мимо ушей. Пит, возможно, умотает в Сан-Диего. Я сексуально озабочена, как Мадонна, а утолить свою жажду не могу. Где, черт возьми, пропадает Гэбби?
— Я знаю, что надо делать, — произнесла я вслух, испугав голубей и мужчину рядом.
Я вернулась к дому, не заходя в квартиру, направилась в гараж, вывела машину, поехала к площади Сен-Луи и, припарковав «мазду» на Анри-Жюлиан, пошла к Гэбби. Иногда ее дом напоминал мне мир кукол Барби. Сегодня при виде этого сооружения я вспомнила о Льюисе Кэрролле и даже чуть заметно улыбнулась.
Крыльцо лавандового подъезда освещала единственная лампочка. В окнах Гэбби свет не горел. Они смотрели на меня темными зеркалами, словно твердя: «Алисы нет дома».
Я позвонила в третью квартиру. Никто не ответил. Нажала кнопку звонка еще раз. Тишина. Жильцы из первой, второй и четвертой квартиры тоже не отозвались. Страна чудес закрылась на ночь.
Я вернулась к «мазде», села в нее и медленно объехала сквер, надеясь увидеть где-нибудь машину Гэбби. Напрасно. Я бесцельно направилась на юг, затем свернула на восток, к Мейну.
Проискав в течение двадцати изнуряющих минут место для парковки, я поставила машину прямо на одной из немощеных аллей, примыкавших к Сен-Лорану. Аллею усыпали сплюснутые банки из-под пива, в нос било невыносимое зловоние несвежей мочи. Вверив свою «мазду» невидимым силам парковочного бога, я зашагала к Мейну.
Как в тропическом лесу, в Мейне обитают абсолютно разные люди. Люди, занимающие совершенно разные социальные ниши. Одна часть его жителей активна днем, другая — исключительно ночью.
В период суток между рассветом и закатом Мейн — царство разносчиков пищи, бизнесменов, владельцев магазинов, школьников и домохозяек. В это время здесь разговаривают о коммерции и играх и пахнет вкусной едой: свежей рыбой из «Вальдмана», копченым мясом из «Шварца», выпечкой из «Польской булочной».
С приходом сумерек и включением фонарей и барных огней, с закрытием магазинов и открытием таверн и стриптиз-клубов дневные обитатели тротуаров Мейна уступают место совершенно иным созданиям. Некоторые из них безопасны. Например, туристы и студенты, жаждущие веселья и дешевых развлечений. Другие содержат в себе яд. Это сутенеры, дельцы, проститутки и сумасшедшие. Охотники и добыча, основные звенья в цепи человеческой мерзости.
В четверть двенадцатого, когда я здесь появилась, Мейн заполняла ночная смена. На улице толпился народ, дешевые бары и бистро были забиты до отказа. Я прошла до Сен-Катрин и остановилась на углу, повернувшись спиной к «Чудесной провинции». Начать следовало с этого места. Быстро войдя в заведение, я миновала телефонный автомат, из которого недавно Гэбби в панике звонила мне.
В зале пахло жиром и пережаренным луком. Ужин здесь уже закончился, а ночная пьянка еще не началась. Только в четырех кабинках за столиками сидели посетители.
