Сажа переглянулась с мужем, забрала у дочери «глаз» и пристроила на собственную ладонь. Парой минут позже он вновь стал матово-белым, пульсация прекратилась.
– А мне? Я тоже хочу! – обиженно заявил Гуталин.
– Конечно, – успокоила Сажа. – Куда мы без тебя. Держи.
Она уселась рядом с мужем и стала смотреть, как «рачий глаз» на ладони сына меняет цвет. Из матово-белого он перекрасился в кремовый, затем в розовый. Прошла минута, другая… Сажа удивлённо подняла на Яна глаза. Они молча просидели ещё минут пять. Красным «глаз» так и не стал.
– Я думаю, Зона ещё не определилась, – сказал Ян, когда дети отправились спать. – Насчёт нашего сына. Она ещё не знает, как к нему относиться.
Сажа всхлипнула, жалобно посмотрела на мужа, тот привлёк её к себе, ласково утёр глаза носовым платком.
– Не знаю, радоваться или огорчаться, – сказала Сажа. – Получается, что мы с тобой, – она шмыгнула носом, но от слёз удержалась, – что ты и я сродни этим, кто они там. Наша дочь им чужая, а насчёт Гуталина они не решили, принять ли его в свой круг, да?
– Возможно, всё обстоит по-иному, – ответил Ян задумчиво. – Я много всякого читал, пока сидел за решёткой. Учёные соревнуются друг с другом в догадках, версиях и гипотезах. Некоторые из них более правдоподобны, чем прочие, некоторые менее. Но все высоколобые, включая моего брата Ежи, сходятся в одном: когда дело касается Зоны, любая гипотеза, самая, на первый взгляд, правдоподобная, может оказаться неверной. Ежи думает, что «рачий глаз» нужен, чтобы определить степень сродства человека с Зоной. И мы с тобой думаем так же, с его подачи. И вместе с тем вполне возможно, что ничего общего с действительностью наше предположение не имеет. Наверняка мы знаем лишь, что с «глазом» можно попасть в такие места Зоны, куда без него хода нет никому, в том числе предполагаемым «своим». Попасть и не убиться там. Вот и всё. Остальное лишь догадки, и никакого сродства, может статься, и в помине нет, и слава пришельцам, если нет: не хватало только нам в один прекрасный день обнаружить у себя шерсть, рога, яйцеклады или что там у них.
Сажа вздохнула и поднялась.
– Пойдём спать, – сказала она. – Знаешь, с самого утра меня что-то тревожит. Когда ты вернулся, тревога ушла, а сейчас появилась вновь. Будто готовится что-то, нехорошее что-то, а что именно, не разберёшь.
Она проснулась посреди ночи, вскинулась, подбежала к окну. Ощущение было точно таким же, как в тот день, когда в сад, оглушив и связав охраняющего ворота Дядюшку Бена, проник Ян.
Пару мгновений Сажа простояла, прижавшись лицом к стеклу и вглядываясь в темноту. Она ничего не увидела, но ощущение надвигающейся беды стало нестерпимым.
– Вставай, – затрясла Сажа за плечо мерно посапывающего на подушке мужа. – Вставай скорее!
Ян вскочил. Он не стал спрашивать, что случилось, а молча метнулся к окну, замер, и в этот момент снизу донёсся треск, звон расколотого стекла, за ним ахнул глухой взрыв. Секунду спустя столбы дыма вырвались из разбитых окон наружу и повалили вверх.
Минутой позже они, все вчетвером, стояли в саду и, взявшись за руки, смотрели, как горит дом. Сажа беззвучно плакала, Беляна тыкалась носом ей в подол. Зло, сердито сопел Гуталин, и лишь Ян не издал ни звука, глядя на умирающий дом изучающе, с прищуром. Потом, оглушая сиреной, подкатила пожарная машина, за ней другая, люди в касках поволокли по траве брандспойты, кто-то выкрикивал слова команды, Сажа не вслушивалась.
– Нас подожгли, – сказала она, когда, треснув, провалилась крыша. – Газовые колонки тут ни при чём.
Ян мрачно кивнул.
– Мне показалось, я заметил удирающего за ограду человека. И даже показалось, что различил на нём пятнистую форму. Вчера я видел такую в Зоне, осталась от одного мертвеца.
– Карлик, – твёрдо сказала Сажа. – С этим будет разбираться Карлик. Он найдёт, кто это сделал. И выяснит почему.
Ян, с минуту подумав, кивнул вновь.
– Собирайтесь, дети, – велела Сажа. – Хотя вам нечего собирать. Неважно. Мы переезжаем к дедушке Карлу, в Рексополис.
Мелисса загнала «акуру» на стоянку перед супермаркетом, откинулась, не выключая двигателя, на сиденье и попыталась расслабиться. Ей необходимо было успокоиться, у неё тряслись руки, она едва сдерживалась, чтобы не закричать на радостях от того, что её день наконец настал.
