трон.
— Ни капли, — ответила я и подошла к шкатулке, которую Беатрис поставила на стол.
Она повернула ключ, подняла резную крышку, и я увидела жемчужные нити, сверкающие изумруды, розовые рубины и сияющие бриллианты, перемежавшиеся сапфирами всех возможных оттенков.
У меня перехватило дыхание при виде почитаемых символов королевской власти, что украшали многих королев Кастилии, от Беренгелы Леонской до печально знаменитой Урраки.
— Здесь все до последнего, — сказала Беатрис. — Андрес постарался, чтобы Жуана ничего не унесла с собой. Даже послал чиновников в монастырь, где она заточена, — забрать то, что могла украсть, в первый раз сбежав из дворца. Впрочем, у нее оказалось не так уж много.
Я взяла изумрудный браслет с замысловатыми золотыми звеньями в мавританском стиле.
— Вряд ли она рада случившемуся, — проговорила я, вспомнив, что когда-то видела тот самый браслет на запястье королевы. Неужели Кабрера отобрал его у нее, пока она бранилась и бесновалась за освященными стенами, откуда освободить ее могла лишь смерть?
— Она полностью подавлена. Умоляет смилостивиться над ее дочерью. — Беатрис не сводила с меня взгляда, пока я застегивала браслет. Он оказался тяжелее, чем я думала; ограненные квадратные зеленые камни ярко сверкали на фоне моей кожи. — Как ты поступишь? Пока что ла Бельтранеха находится под опекой семьи Мендоса, но ее мать продолжает настаивать, что она дочь Энрике, и сама девочка считает так же. Рано или поздно тебе придется вступить с ней в противоборство.
— Да, — рассеянно ответила я, зачарованная блеском изумрудов. — Придется. Но не сегодня.
— Нет, конечно, — кивнула Инес. — Сегодня ваша коронация. Сегодня ваше высочество…
— Majestad, — прервала ее Беатрис. — Помни, она теперь королева.
Инес покраснела:
— Ох, я совсем забыла! Ваше величество, простите меня, пожалуйста!
Она в замешательстве повернулась ко мне. Я сурово взглянула на нее, но на губах моих тут же возникла улыбка, которую я безуспешно пыталась скрыть, а за моей спиной хихикнула Беатрис.
Инес топнула ногой:
— Не очень-то красиво. Я думала, что оскорбила вас!
Я хлопнула ее по руке:
— Прости. Меня не волнует, как ты обращаешься ко мне с глазу на глаз. — Я улыбнулась Беатрис, протягивая другую руку. — До сих пор не могу поверить. Какая из меня правительница Кастилии?
— И тем не менее ты королева, — сказала Беатрис. — И станешь очень медлительным величеством, если мы прямо сейчас не начнем тебя одевать.
Они хлопотали вокруг, снимали с меня халат и облачали в платье, а я поймала себя на странном ощущении: за прошедшие два дня случилось столь многое, что мне казалось, будто я смотрю на происходящее со стороны. К мертвому Энрике я испытывала такие же смешанные чувства, как и при его жизни. Надев белое траурное платье, я стояла на его отпевании и слушала от кардинала Мендосы, только что получившего сан, страшный рассказ о последних часах Энрике. Он умирал в муках в холодной комнате старого мадридского алькасара, и рядом с ним не было никого, кроме преданных мавров. Слуги и приближенные, включая вероломного Диего Вильену, бросили его, едва стало ясно, что он не выживет. Как сказал Мендоса, к нему отнеслись не с большим уважением, чем к подыхающему псу; кардиналу самому пришлось нанять людей, чтобы подготовить тело Энрике к погребению.
По обычаю, я не присутствовала на похоронах единокровного брата. Вместо этого заказала мессу в соборе Сеговии, пока кортеж покойного короля ехал в монастырь Санта-Мария-де-Гвадалупе, где ему предстояло обрести вечный покой. Молясь о душе брата, я заставляла себя вспоминать не капризного короля, с детства внушавшего мне недоверие и страх, но странного робкого человека, которого я встретила много лет назад и который отнесся ко мне с любовью. Я бы соврала, сказав, что мне будет его не хватать после всего случившегося между нами, но все же нутром ощущала утрату и одиночество, осознавая, что из троих, в чьих жилах текла кровь нашего отца, осталась только я одна.
Но при всем желании я не могла оплакивать его и дальше — меня ждали срочные дела. Сложнее всего было решить, объявлять ли о моем вступлении на престол немедленно или подождать возвращения Фернандо. Каррильо убеждал, что нельзя терять времени. Как и Кабрера, он считал, что любая задержка может угрожать моему праву на трон. К тому же у нас не было гарантий, что Фернандо вообще сможет приехать, учитывая войну в Арагоне. И все же я колебалась почти целый день, пока мне не представилась возможность посоветоваться с кардиналом Мендосой, вернувшимся с похорон Энрике. Я доверяла прелату, который придерживался
