поняла, что сама ее больше не ощущаю. Я уже не верила Торквемаде.
— Но в наших королевствах всегда были обращенные, — заговорил Фернандо, — и они служили нам верой и правдой. Как узнать, кто еретик, а кто нет?
Он взял меня за руку, что редко делал на публике, и прикосновение его теплой ладони придало мне уверенности. Возможно, он и чувствовал власть Торквемады, но не собирался ей повиноваться. Его практичная арагонская натура требовала неопровержимых доказательств.
— Есть истинные обращенные, искренние в своей вере и сторонящиеся тех, кто преднамеренно исповедует мерзкие ритуалы, — ответил Торквемада столь же безмятежно, как и прежде, будто он только что не кричал на собственных монархов, — и есть те, кто лжет. Их нелегко различить, особенно в Андалусии, где они очень долго жили рядом. Вот почему мы требуем, чтобы первый трибунал святой инквизиции был созван в Севилье; это священный труд, и для него требуются отважные сердца. Но как только мы искореним зло, Господь смилостивится над нами. Он проложит нам дорогу к славе и королевству, где все будет едино: единая корона, единая страна, единая вера. Он поможет вам изгнать еретиков, маранов и неверных, чтобы вы могли построить новый мир, в котором будет безраздельно править Испания, на радость праведникам.
Фернандо сидел не шевелясь. Похоже, его встревожило выражение моего лица, поскольку он вдруг сказал:
— Нам с королевой нужно посоветоваться.
Муж помог мне подняться с кресла, обнял за пояс и повел в соседнюю комнату, где горели жаровни и канделябры, прогоняя тьму и холод. Из высокого окна открывался прекрасный вид на город. Вдали, возвышаясь над крутыми мощеными улицами, виднелась изящная башня самого старого в Кастилии собора Святой Марии, построенного Фернандо Третьим, грозой мавров.
Фернандо у буфета наливал вино, а я подошла к окну, думая обо всех святых храмах королевства, многие из которых пришли в упадок за годы правления моих отца и брата. Не стали ли их ветхость и распутство духовенства причиной той язвы, что разъедала нашу веру? Недавно я издала указ, предписывающий безбрачие для священнослужителей, и создала комиссию из епископов для надзора за реформированием монастырей и назначением новых прелатов. Я также вынудила кортесы выделить средства на реставрацию разрушающихся церквей, включая церковь Святой Марии в Толедо, и на строительство нового монастыря Сан-Хуан-де-лос-Рейес, в ознаменование нашей победы над Португалией.
— Все, что я делаю, — сказала я вслух, услышав за спиной шаги Фернандо, — я делаю ради возвеличивания Господа и нашей страны. Почему же мне кажется, будто тому, что сейчас творится, нет решения, нет ответа, нет конца?
— Есть. Только не такой, как тебе хотелось бы.
Я повернулась к нему.
— Время пришло, Изабелла. Увиливать мы больше не можем. Мы должны подать пример как монархи-католики. Ересь в наших королевствах терпеть больше нельзя.
— Ты уверен? — спросила я.
— Да. Мы помазанные Богом монархи, и Он не может ввести нас в заблуждение. — Фернандо наклонился ко мне; пламя свечей смягчало его жесткие черты. — Это наш священный долг, Изабелла. Ты это знаешь, как и я. Порой нам приходится поступать вопреки велению души, поскольку мы просто не можем по-другому.
Я взглянула ему в глаза:
— В таком случае умрут наши подданные.
— Лишь виновные, только те, кто откажется покаяться. Истинным христианам нечего опасаться. — Он погладил меня по щеке. — Луна моя, у тебя не должно быть сомнений. Ты постоянно думаешь о том, действительно ли мы исполняем волю Господа, и я говорю тебе — да. Иначе и быть не может. Торквемада слишком дерзок, но его слова — глас пророка: единое королевство, единая страна, единая вера. О чем-либо ином не может быть и речи. Мы строим новую нацию для новой эпохи; разве не о том мечтали все эти годы? Это наше время. А как только мы очистим Кастилию и Арагон, обратим свой меч против Гранады. Объявим Реконкисту и навсегда избавим эту землю от неверных.
Мне хотелось сдаться, признать его твердую веру в нашу судьбу, что оставалась непоколебимой, несмотря на любые обстоятельства. Внезапно я возненавидела собственную слабость, свою несговорчивую женскую душу, которую так легко было ввести в заблуждение, что я перестала верить самой себе.
— Зачем эти лжеобращенные бросают нам вызов? — прошептала я. — Для чего отрицать истину Господню, обрекать свою бессмертную душу? Не могу поверить, чтобы кто-то согласился на такое добровольно. Они сбились с пути, им просто требуется время, чтобы понять, насколько они согрешили, и покаяться.
Он привлек меня к себе. Я чувствовала, как бьется его сердце. Он был единственным, за кого я могла уцепиться, затерянная в
