— Сердце стучит, — сказал он, шагая ко мне. — Слышишь?
Я приложила руку к его груди. Он был прав. Я чувствовала, как быстро колотится его сердце.
— Не могу поверить, что ты моя, — прошептал он в тон моим собственным мыслям, глядя мне в глаза: босиком мы были почти одного роста.
Внезапно я вспомнила наши переплетенные пальцы, похожие на отдельные пряди шелка из одного и того же мотка…
— «Tanto monta, monta tanto», — прошептала я.
Он моргнул:
— Что?
— Это наш девиз. Он означает «Мы едины». — Я помолчала. — Не читал? Я включила его в наш брачный договор.
— Да, я читал договор, — с хрипотцой ответил он. — Но, честно говоря, не обратил особого внимания. Меня волновало лишь одно: что в соответствии с ним ты теперь моя.
Взяв мое лицо в руки, он привлек меня к себе.
— Вся моя, — прошептал он, и его губы слились с моими, наполнив меня внезапным чувством, будто внутри меня развернулось целое поле огненных лепестков.
Он подвел меня к кровати и, исследуя языком мое тело, начал шарить пальцами по одежде, развязывая тесемки и ленточки, пока сорочка с шорохом не упала к моим ногам. Кожа моя порозовела от тепла, что исходило от стоявших в комнате жаровен.
Бросив на меня благоговейный взгляд, он прошептал мне на ухо:
— Eres mi luna. Ты моя луна. Такая белая. Такая чистая…
Хотя в глубине души я понимала, что для него я не первая и что ни один мужчина не смог бы так прикасаться к женщине в первый раз, я позволила себе поверить, что оба мы невинны. Я отдалась саду наслаждений, который он во мне посеял, и тело мое напряглось и покрылось потом, отчаянно желая его, пока я не услышала собственный судорожный вздох, охваченная ни с чем не сравнимым чувством.
Я ощутила, как он вошел в меня, и боль, о которой упоминала Беатрис, оказалась столь острой, что у меня перехватило дыхание, но я не подала виду, не желая, чтобы он хоть что-то заметил, лишь крепче обхватила его ногами, требуя продолжать, все быстрее и глубже, несмотря на проливающиеся под нами остатки моей девственности, окрашивавшие простыню в красный цвет.
Потом, когда я лежала с ним в обнимку, разбросав волосы по его груди, он спросил:
— Я был не слишком груб?
Я покачала головой. Он усмехнулся, гладя мое тело — сперва лениво, потом все быстрее и с все большей страстью. Вновь увидев в его глазах желание, я легла на спину, приглашая его в себя. Даже если и вернется боль, убеждала я себя, с каждым разом она наверняка будет чувствоваться все меньше.
А когда он содрогнулся, судорожно выдохнув, и жар его страсти заглушил вспыхнувшую во мне боль, я услышала его голос:
— Подари мне сына, луна моя. Подари мне наследника.
Глава 18
Я считала себя женщиной.
Я представляла, что значит быть женщиной, и старалась в точности этому соответствовать. Но прошли недели после нашей свадьбы, октябрь сменился первым ноябрьским снегом, в каминах трещал огонь, снаружи наш дворец окутывал арктический ветер, а я поняла, что даже не начала ощущать, что такое быть женщиной по-настоящему.
Устроившись среди мехов на скрипучей кровати, мы исследовали царство плоти подобно двум ненасытным детям, которым нечем больше заняться. Могу представить, как ходили по ледяным коридорам слуги и мои фрейлины и сдерживали смешки при звуках из нашей комнаты, где мы предавались наслаждению, забыв обо всем. Естественно, иногда нам требовалось есть, и мы брали пальцами с тарелок кусочки холодной курицы в гранатовом соусе и ломтики сыра на инжире, восторгаясь тем, что никакой деликатес не сравнится с вкусом нашей кожи. Я снова ложилась, радостно смеясь, пока Фернандо прыгал босиком по холодным плитам пола, подкидывал дрова в огонь, а потом ругался и бросался в постель, холодя мое тело ладонями и пальцами ног.
— Перестань! — кричала я, когда он обнимал меня, ощупывая ледяными пальцами.
Но вскоре я уже вновь выгибалась под ним, пока он, вцепившись уже горячими, словно котелок с кипятком, руками мне в
