себя в долгу перед братом Эдмундом. Но бедняга порядком перепугался, когда узнал, что мы едем с тайным поручением, причем вовсе не в Лондон, а в Уилтшир.
— Нам без тебя никак не обойтись: нужно ведь, чтобы кто-то ухаживал за лошадьми, — пояснил ему брат Эдмунд.
Он умолчал о том, что нам также был необходим человек, внешне похожий на слугу, иначе мы смотрелись бы слишком странно. И могли стать легкой добычей для грабителей.
— Но мы вернемся в Дартфорд через две недели, брат? — спросил Джон. — У меня жена вот-вот должна разродиться.
— Я знаю, Джон, — спокойно сказал брат Эдмунд. — Наше путешествие может продлиться дольше двух недель. Но никак не больше трех. Я тебе обещаю.
Глаза Джона расширились, когда он услышал это. Я даже подумала, что сейчас он бросит нас и поскачет назад в монастырь. Расскажет все настоятельнице, и наша миссия закончится, прежде чем мы доберемся до проезжей дороги.
Но Джон нас не бросил. Забегая вперед, скажу, что в пути он оказался незаменим: не только заботился о корме для лошадей, но, когда наши запасы хлеба и соленой рыбы подошли к концу, добывал еду и для нас. Еще Джон нередко выезжал вперед, чтобы занять места в гостинице на ночь.
Добравшись до окраины Лондона, мы свернули на широкую дорогу, которая шла на запад через всю Англию до самого Уэльса. Мы ехали мимо поросших лесами низин, перемежающихся огромными полями, пустыми после уборки урожая, и мимо огороженных овечьих ферм. Небольшие группки мужчин и женщин срезали жнивье, чтобы смешать его с соломой и зимой кормить этим скотину. Нередко мы проезжали через небольшие городки, во многих из которых имелись церквушки, и, если позволяло время, обязательно останавливались на короткую молитву. В городах покрупнее имелись гостиницы для путников. Прежде мне ни разу не приходилось в них бывать. В прошлом, путешествуя семьей, мы всегда останавливались на ночь у родственников, в их особняках или замках. Одни гостиницы были довольно удобными, другие — убогими, шумными и грязными. Но для меня это не имело значения. После дня езды по плохой дороге я всегда чувствовала себя такой усталой, что, едва улегшись в кровать, тут же проваливалась в сон.
Меня беспокоило, что брат Эдмунд так мало разговаривает. Возможно, он все еще сердился на меня из-за того, что я настояла на своем участии в поездке. Если так, то ничего страшного. Но иногда я думала, что все его силы — душевные и физические — уходят на борьбу с одолевающим беднягу демоном. Я помнила, что, признаваясь нам тогда в своей слабости, он упомянул о мучительных ночных кошмарах. Один взгляд на его лицо — пепельно-серое и вечно потное — подтверждал, что ничто в этом отношении не изменилось. Долгие часы трудной езды по холоду всегда, казалось, оживляли брата Эдмунда. Больше всего походил он на себя прежнего к концу дня.
Однажды вечером за ужином я узнала о том, какие сложные чувства мой спутник питает к епископу Гардинеру.
— Услышав, что епископ лично приезжает в Кембридж накануне закрытия, я обрадовался, — сказал брат Эдмунд.
— Но почему?
— Это самый блестящий ум, вышедший из Кембриджа за последние пятьдесят лет.
Я опешила:
— Но, брат Эдмунд, ведь именно он юридически обосновал возможность развода короля с Екатериной Арагонской.
— Да, обосновал. Несомненно, для того, чтобы снискать расположение короля. И ему это удалось. Но не забывайте: в конце тысяча пятьсот двадцатых годов никто еще не знал, как далеко готов пойти король, не догадывался о его намерениях раздавить истинную веру. Король, аристократия, простолюдины — многие с нетерпением ждали рождения наследника мужского пола. Иначе вся наша страна рисковала стать лишь приданым принцессы Марии, когда та выйдет замуж за чужеземного короля.
Я в раздражении отрицательно покачала головой:
— Почему никто не говорит о том, что Мария могла бы властвовать в Англии?
Брат Эдмунд немного подумал, а потом сказал:
— Королева, которая властвует в одиночку? Но хватит ли у женщины сил, чтобы править этим беспокойным, мятежным королевством? — Он увидел, как изменилось выражение моего лица, и добавил: — Простите меня, сестра Джоанна. Я не хотел вас обидеть.
— Я вас прощаю. Вы говорите как англичанин, и в этом нет ничего удивительного — ведь вы и есть англичанин.
Он рассмеялся:
— А вы говорите как человек, в котором половина испанской крови. — Он задумался на мгновение. — Да, Екатерина Арагонская, как и ее испанский племянник Карл, не сомневалась в праве дочери быть законной наследницей трона. А папа римский — марионетка в руках императора Карла. Потому-то наш король и не смог получить от его святейшества разрешение на развод. Ему пришлось порвать с Римом и в качестве главы Церкви всей Англии разрешить развод себе самому.
