позади никто не напирал, слышались крики и ругань: народ отдавил соседям ноги и теперь крыл друг друга на чем свет стоит. Стас развернулся, чуть пригнулся, точно готовился к рывку, и бросился, но не вперед, а чуть левее, вскочил на край переборки, что отделяла площадку от сцепки, подтянулся и лег животом на крышу. В ноги вцепились сразу двое, но получив по хорошему пинку, быстро отстали, только заорали в два раза громче, но Стас был уже на крыше вагона. Под вопли «держи вора», поднялся на ноги и, балансируя на ходу, шаг за шагом добрался до «центрального» входа в теплушку, глянул вниз и по сторонам. В лицо ударил ледяной ветер, остатки тепла моментально выдуло из одежды, свет солнца стал вовсе уж нестерпимым, от паровозного гудка встречного состава заложило уши.
Стас присел на корточки, придерживаясь за деревянный выступ и примеряясь к «качке», лег на живот, подполз к краю крыши и свесился вниз. Эффект получился потрясающий: на него пялились, казалось, все обитатели вагона и все они дружно шарахнулись в разные стороны, кто испуганно, кто от неожиданности.
– Вон он! – провизжал кто-то, Стасу показалось, что это голосила активистка, но сейчас было не до нее. Он свесился еще ниже, почти по пояс и заглянул в вагон, но в полумраке толком ничего не разглядел, кроме метания мосфильмовцев, да одной неподвижной фигуры посреди этого хаоса. Щурясь, всмотрелся в темноту, проверяя себя – точно, это Юдин. Спокоен, сволочь, кажется, снова лыбится, но это только догадки, лица в сумраке не разобрать, зато голос слышен отлично.
– Спокойно, граждане! Сейчас я этого ворюгу пристрелю, мне только спасибо скажут! Разойдитесь все!
И картинно скинул с себя пальто, отбросил на ближайшие нары, блеснуло что-то неярко, точно искра пролетела и погасла в руках у мерзавца. «А вот и «кольт» – мелькнуло в голове, Стас пополз назад, торопясь убраться с линии огня. Не кольт, понятное дело, а младший брат, как показалось в полумраке, тоже револьвер, небольшой, словно дамский вариант… Но грохнуло неслабо, выстрел заглушил грохот колес, пуля улетела куда-то в сторону старого кирпичного дома у полотна, улетела под дружный визг женской части пассажиров. Стас снова пополз к двери, но уже длинным кружным путем, добрался до противоположного края вагона, намереваясь подобраться к проему с той стороны. И не сразу понял, что это, почему доски крыши точно пробуравили изнутри, почему во все стороны летят мелкие щепки – две дырки, три, четыре…
Дошло наконец. Стас отпрянул, и на коленях, едва держа равновесие, пополз обратно, но на той площадке его уже поджидали и активистка, и бледный мужик, впрочем, уже не бледный, а раскрасневшийся и бодрый, он даже подпрыгнул пару раз, намереваясь схватить Стаса за грудки. Из крыши выбило еще фонтанчик щепы, Стас перекатился на самый край вагона, завис над полотном, держась за край крыши, и заорал во все горло:
– Юдин, сука, я ж тебя все равно достану!
И чудом удержался, не свалился под колеса – поезд резко сбавил ход, точно его за «хвост» дернули, грохот и лязг заглушили выстрел. Стаса отшвырнуло назад, он рухнул спиной на доски, тут же сел, закрутил головой по сторонам. Вокруг все еще город, уже окраина, дома в основном низкие, деревянные, много деревьев, точно парк поблизости или сады. И куда ни глянь – рельсы и поезда, бесконечные, длинные вереницы вагонов: таких же теплушек и закрытых «СВ», и платформы, пустые и с техникой, нет им ни конца и ни края, что-то едет, точнее, ползет еле-еле, что-то стоит. Людей мало, в основном, выглядывают из дверей и окон вагонов, устало смотрят и безразлично, все, кроме одного. И откуда он взялся – непонятно, точно с неба свалился: выскочил, как из-под земли, покрутил головой вправо-влево, в одной руке довольно тяжелый на вид саквояж, в другой… Тот самый младший брат «кольта». Точно, револьвер, значит, в темноте не показалось.
Стаса точно подбросило, он вскочил на ноги и побежал по крыше вдоль полотна следом за Юдиным, затормозил на краю, примериваясь, как бы половчее спрыгнуть. А Юдин не мешкал, еще немного повертел башкой и пропал под вагоном состава, что стоял на соседнем пути, и пропал мгновенно, точно дух нечистый.
Стас повис на крыше на руках, разжал пальцы и приземлился на гравий, кинулся к поезду. Вслед орали, хорошо, хоть не стреляли, на том спасибо – мосфильмовцы оказались людьми дружными, но трусоватыми, в погоню никто кидаться не стал. Стас заметил краем глаза скорбное лицо белокурой красотки, ее трагическую позу – точь в точь жена моряка, проводившая мужа в дальний поход. Пробежал вдоль вагона и полез под соседний поезд. И только оказался под брюхом, только собрался перебраться на ту сторону, как все пришло в движение. Поезд дернулся, точно укушенная оводом лошадь, колеса тяжко лязгнули и покатили по рельсам, вверху жутко загрохотало, голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Стас закрыл голову руками, вжался в шпалы и зажмурился, точно это могло помочь, спасти от металлического гула, ровного и тягучего, бесконечного, от лязга и душного запаха горячего металла. Время остановилось, вагоны плыли над головой неспешно и вразвалочку, перед глазами, стоило их открыть и посмотреть вбок, крутились тяжелые черные диски колес, гремели по рельсам. Спину задело что-то узкое, плоское, проползло, как змея, Стас изогнулся вбок, отвернул голову и приоткрыл глаза. Заметил, как уплывает от него кривая полоса металла, торчащая из днища, снова зажмурился и оглох от навалившейся тишины.
