мне подняться на ноги, женщина оценивающе уставилась на мой пенис.
— Ноги раздвинь пошире, — распорядилась она неторопливым, но твердым, уверенным тоном, — ты-то уж должен знать, как следует стоять… Нет, еще шире — насколько способны раздвинуться эти точеные бедра… Вот, уже лучше. Именно так ты и должен впредь стоять передо мной. И чтобы я больше об этом не напоминала — у нас невольников не балуют излишними речами и командами. За любую провинность ты будешь отправлен на Позорищную площадь и порот там на поворотном круге.
От этих слов меня пробрала дрожь, душу охватило чувство обреченности.
Ее бледные руки, протянувшиеся к моему члену, словно засветились в сиянии множества ламп. И тут она крепко сжала головку, даже выдавив каплю прозрачной влаги. Я судорожно вздохнул, чувствуя, как шквал плотской страсти готов взорваться изнутри и, пробившись сквозь пенис, выплеснуться наружу. Но, к счастью, женщина оставила член, взявшись за мошонку, как недавно тискали ее на улице юнцы. Ее маленькие ладони обхватили мои яички, ласково их поглаживая и теребя, и очень скоро я уже ничего толком не видел в свете масляных ламп…
— Он безупречен, — сказала она Николасу. — Просто прекрасен.
— Да, мне тоже так показалось, — ответил летописец. — Он, несомненно, лучший на торгу. Да и цена была не так уж высока — потому что его выставили первым. Окажись он среди последних — цена подскочила бы вдвое. Взгляни, какие сильные ноги! А что за плечи!
Она подняла руки к моему лицу и пригладила назад волосы.
— Даже отсюда было слышно, как гудит толпа на площади, — произнесла она. — Эк раззадорились! Ты хорошенько его проверил?
Запаниковав от этих слов, я попытался все же взять себя в руки. В конце концов, я полгода провел в замке — что может случиться для меня такого ужасного в этой утлой комнатенке от двух странных хладнокровных горожан?
— Нет, как раз сейчас мы это и проделаем, — ответил господин. — Надо бы промерить его анус.
«Интересно, они вообще представляют, какое действие производят на меня их слова? Лучше бы я тогда, в повозке, полдюжины раз отымел Красавицу — может, тогда бы мой приятель оставался сейчас под контролем…» Но от этой мысли плоть у меня напряглась лишь еще сильнее.
Беспомощно застыв в таком постыдном, неудобном виде, я подождал, пока летописец отошел к стеллажу и, вернувшись с большим сафьяновым футляром в руках, положил его на стол.
Женщина споро развернула меня лицом к столу. Оторвав мои ладони от шеи, она поместила их на край стола, для чего мне пришлось согнуться в поясе. Ноги я уже сам постарался раздвинуть как можно шире, чтобы хозяйке не понадобилось меня поправлять.
— Ну, ягодицы у него исполосованы как надо, — отметила она, водя пальцами по рубцам и красным отметинам, на что тело отзывалось короткими вспышками боли. — Это хорошо.
Прямо перед глазами у меня открыли сафьяновый футляр и извлекли из него два больших, обтянутых кожей фаллоса: один был размером, пожалуй, со средний человеческий, другой же оказался куда крупнее, причем последний был украшен в основании толстым пучком густых черных волос — конским хвостом. Каждый фаллос был снабжен кольцом, заменявшим, похоже, рукоять.
Я силился унять волнение, взять себя в руки, но мозг попросту отказывался что-либо воспринимать при виде этого густого, лоснящегося хвоста.
Разве могут меня заставить носить сей ужасающий причиндал, который сделает меня даже ниже самого жалкого раба, поставив на один уровень с животным!
Тут я увидел, как хозяйка взяла со стола баночку красного стекла, озарившуюся рубиновым светом в сиянии ламп, не торопясь открыла ее, черпнула длинными пальцами добрую порцию некоего крема и скрылась у меня за спиной.
Задним отверстием я тут же ощутил холодок и вместе с тем — страшную беспомощность, которая накатывала на меня всякий раз, когда кто-то касался моего ануса, особенно если разводил его. Спокойно и быстро женщина размазала крем сперва по впадине меж ягодиц, потом щедро снабдила им и само отверстие — я же как мог сохранял неподвижность. Я чувствовал на себе холодный оценивающий взгляд господина, кожей икр ощущал мягкое прикосновение женской юбки.
Наконец со стола взяли меньший из двух кожаных фаллосов и резко, уверенно впихнули в меня. Вздрогнув, я весь напрягся.
— Тшшш!.. Не будь таким неподатливым, — молвила хозяйка. — Поводи-ка бедрами. Да, вот так… Откройся мне. Вот, так уже лучше… Только не говори, что в замке тебя ни разу не мерили и никогда не вводили тебе фаллос!
По лицу у меня безудержно потекли слезы, ноги затрясло крупной дрожью. Я ощущал, как этот невероятно большой и грубый фаллос скользит во мне, вызывая судорожные сокращения ануса. Такого кошмара я никогда еще не испытывал: казалось, что хуже
