РОСКОШНЫЙ ЭКИПАЖ
«О нет! — испугался я. — Меня не могут выпустить на улицу с этим безобразным звериным декором! Пожалуйста, только не это…»
Между тем меня погнали через задний коридор к черному ходу, и вскоре я очутился на просторной мощеной улице, окаймленной с противоположной стороны высокой каменной городской стеной. Эта улица оказалась куда шире и оживленнее, нежели та, по которой мы добирались прежде. Вдоль нее высились разросшиеся деревья, и уже над ними я мог разглядеть лениво прогуливающихся по сторожевым башням воинов.
И тут же я оторопел при виде грохочущих мимо меня экипажей и рыночных повозок, влекомых рабами вместо лошадей. Там были и большие кареты, запряженные восемью-десятью невольниками, и скромные коляски, для которых хватало и четверки рабов. Немало сновало и маленьких торговых возков с одним лишь невольником в упряжке и шествующим рядом хозяином.
Не успел я оправиться от шока и разглядеть всю амуницию тягловых рабов, как передо мной возник отделанный кожей экипаж летописца с пятью запряженными в него людьми, причем четверо стояли попарно. У каждого на ногах были туго завязаны странные сапожки, в рот вставлены удила, идущие от которых вожжи оттягивали голову назад, и у каждого голый зад украшался длинным конским хвостом. Сама коляска была открытой, с двумя обитыми бархатом сиденьями. Подав госпоже руку, Николас помог ей взойти в экипаж и усесться, в то время как опрятно одетый парнишка подтолкнул меня к пустовавшему пока месту в упряжке, в третьей паре, самой ближней к коляске.
«О нет, пожалуйста… — мысленно взмолился я, как уже сотни раз в бытность мою в замке. — Нет, прошу вас…»
Однако даже толика надежды меня не подкрепляла: я был всецело во власти этих горожан, которые, с привычной сноровкой поглубже впихнув мне в рот удила, перекинули над плечами вожжи. Толстый фаллос погрузился в меня глубже прежнего, будто его чем-то подперли. Я почувствовал, как тонко выделанная сбруя протянулась узенькими ремешками от плеч вдоль боков к поясу, обхватившему чресла и крепко притороченному к торчащему из фаллоса кольцу. Теперь-то я уж точно не смог бы его вытолкнуть: он не просто был втиснут в меня на всю глубину, но еще и надежно ко мне привязан. Сзади уверенно потянули за продернутые через кольцо вожжи, и я чуть не свалился с ног. Теперь усевшийся сзади возница мог мной управлять через уздечку и привязанный к сбруе фаллос.
Поглядев вперед, я увидел, что прочие невольники нашей упряжки снаряжены точно так же, и все они такие же принцы, как и я. От поставленных впереди людей вдоль моих боков и над плечами тянулись длинные поводья, сведенные в пучок узкими кожаными кольцами впереди меня и, вероятно, сзади. Вздрогнув, я почувствовал, как мне заводят за спину руки и туго связывают грубой веревкой. Тут же чьи-то руки в шершавых перчатках прищепили к груди, к обоим соскам, черные кожаные грузики и легонько потеребили каждый, убедившись, что те висят надежно. Грузики эти имели каплевидную форму, походя на черные слезы, и единственным предназначением сего украшения, похоже, было определить ступень владельца экипажа в здешней иерархической лестнице.
С той же молчаливой поспешностью мне обули ноги в грубые сапожки с приделанными к ним конскими подковами, похожие на те, что использовались в замке на умопомрачительных забегах по тропе взнузданных. Икрами я ощутил холодную кожу сапог, от подков ногам сделалось заметно тяжелее.
Но даже те дикие скачки в замке с водрузившимся тебе на закорки и погоняющим кнутом ездоком не унижали так, как эта общая упряжка пристяжных рабов. Едва меня закончили снаряжать (теперь я выглядел, в точности как мои взнузданные напарники, равно как и прочие невольники, цокающие по этой оживленной улице) и я наконец смог перевести дух — как голову мне вздернуло вверх, и два весьма ощутимых рывка поводьями побудили упряжку тронуться с места.
Краешком глаза я заметил, что заложенный рядом со мной невольник высоко поднимает колени, как это требовали хозяева, и поспешил последовать его примеру. Привязанная к поводьям затычка с хвостом во мне подергалась, и голос господина громко призвал:
— Быстрее, Тристан! Больше старания! Вспомни, как я учил тебя шагать. — Широкая вожжа с громким шлепком прошлась мне по исполосованным бокам и ягодицам, и, света не взвидя, я помчался вместе со всеми.
На самом деле, вряд ли мы могли двигаться быстро — но мне тогда казалось, мы летим. Над собой я видел бескрайнее голубое небо, проплывающую мимо каменную крепостную стену, лица летописца и его спутницы, высоко сидящих в экипаже, а также обладателей других, движущихся по улице колясок. И вновь меня посетило это ужасающее осознание реальности: что здесь мы — самые что ни на есть настоящие рабы, бессловесные и нагие, а вовсе не королевские потешные игрушки. Мы были ничтожнейшей и беззащитнейшей частицей этого огромного, сурового, губительного мира, в сравнении с которым королевский замок мнился теперь
