Увы, уйти далеко не удалось: наши места – рядом с главой клана в первом ряду. И если в торжественные дни близость к арене давала преимущества, то сейчас я бы с удовольствием расположилась где-нибудь в районе четвертого этажа. Пришлось сесть рядом с Ириной. Сам Николай задержался рядом с директором академии. Тот был в неизменном коричневом костюме. Мужчины стояли поодаль и что-то напряженно обсуждали.
– Их будут награждать. – Глядя в правую часть арены, Ирина утерла вновь набежавшие слезы.
Короткие золотистые прядки мамы уложены в идеальную прическу. Лицо с тонкими чертами, высокими скулами и полными губами просвечивает бледностью. Мы похожи, как родные сестры, правда, волосы у меня длинные и черные, а глаза не серые, а меняющиеся в зависимости от настроения. Мама расстроена и нахмурена. О чем она думает? Может, о том, что почти восемнадцать лет назад была на похожей церемонии прощания? Тогда в схватке с мракаурами погибли мой отец и другие верлафы.
Я только теперь заметила знакомую каменную трибуну в форме волчьей лапы и узкий каменный стол, заставленный тридцатью серебряными статуэтками, отражающими свет свечей. «Щиты и клинки» – почетная и вожделенная награда для всех Хранителей света, но эти будут не вручены, а всего лишь присвоены посмертно. И переместятся не на домашние полки, а в общий зал Хранителей света.
– Всего лишь металл. – В голосе Макса, сидящего слева от меня, сквозило презрение. – Ни одна награда не стоит жизни и ни одна из них не спасет от нового нападения Охотников.
К счастью, слова Макса об Охотниках мама не расслышала, а я накрыла его ладонь своей, хотя вряд ли так можно сказать – его рука в два раза больше.
– В тебе говорит боль, Макс. – Я перебирала теплые пальцы. – У тебя наград уже восемь, и за каждой из них таится не одна спасенная человеческая жизнь.
– Но только не за этими! – отрубил Фадеев. Он наблюдал за вереницей оборотней, двигающихся вдоль постаментов с урнами. – В ночь нападения мы сражались не за жизни людей…
– …а за клан оборотней! – закончила я за него. – Разве это не достойно награды? Люди, не считая доноров, никогда не подозревали о нашем существовании, но наши миры всегда были тесно переплетены. Мы оберегаем их от мракауров. Без нас людских смертей стало бы намного больше!
– Студентка пытается учить опытного Хранителя света? – смягчился Фадеев.
– Всего лишь старается поддержать, – чуть улыбнулась я и вновь повернулась к арене.
Глава клана неторопливо занял место за трибуной, и церемония прощания началась. Призывать кого-то к тишине не требовалось. В зале мгновенно воцарилось безмолвие.
– Говорить в таких случаях всегда очень сложно, – негромко произнес Николай. – Сегодня мы собрались, чтобы почтить память всех, кто был уничтожен в сражении с Охотниками. Двадцать восемь лучших Хранителей света и две студентки, которые не уступили своим наставникам ни в смелости, ни в самоотверженности, ни в желании противостоять злу.
Оглядев зал, Николай принялся перечислять фамилии, и лишь теперь стал слышен сдавленный плач, доносящийся, казалось, отовсюду. Ирина судорожно сжала платочек и спрятала в нем нос. Видеть слезы и слушать прощальные речи не было сил. Я уставилась на колени, стараясь отключиться от реальности. К счастью, это удалось. Через несколько минут Николая сменил кто-то из советников, затем еще один. От спертого воздуха кружилась голова. Что-то говорил директор академии Фомин, снова выступали советники, затем родственники. Через час перед глазами поплыл мутный, кисельный туман, и прикладывать усилия, чтобы не вслушиваться, больше не приходилось. Действо превратилось в пантомиму, но так было лишь до тех пор, пока Хранители света не начали прощаться на языке волков. Окружив арену, тридцать Хранителей, по количеству погибших, трансформировались. Огромные разномастные волки подняли голову и завыли. От их воя стыла кровь. Страшное рыдание многоголосым эхом разнеслось по залу. Звук был настолько мощный, что задрожали стекла витражей. В районе затылка пробежала ледяная дорожка. Подавшись вперед, я вцепилась в подлокотники кресла. Знаю, что оплакивающий вой – старый обычай верлафов, но слышать его мне не приходилось. Оглушив собравшихся, вой вибрировал и вибрировал и лишь минуту спустя растворился под потолком четвертого этажа.
На этом прощание завершилось. Следующим этапом было захоронение. Каждый щит с урной подняли по два Хранителя и, двигаясь один за другим, осторожно перенесли в катафалк. Шестеро верлафов повели лошадей немного впереди траурной машины. А следом за ней шли Хранители света в костюмах для трансформации. Живая река из оборотней выстроилась следом. Отдавая дань древнему ритуалу, идти предстояло пешком.
Повиснув на Максе, я уныло тащилась рядом, жалея, что не надела шубу. Холодный ветер проникал под пальто, пронизывая до костей. Ноги, обтянутые тонким капроном, казалось, покрылись стягивающим, царапающим кожу слоем льда. Юбка до колен совсем не спасала. Высокие шпильки сапог то и дело проваливались в снег.
Небольшое кладбище верлафов располагалось на другом конце городка, который мы называем Вервь. Всего лишь маленькие, светлые, немногочисленные могильные камни, скрытые среди высоких раскидистых дубов, елок и кустов, покрытых мягкими снежными шапками. Верлафы погибают редко. Даты, выгравированные на камнях, могли бы удивить постороннего зрителя, но не оборотня: триста, шестьсот и даже тысяча лет жизни. Скорее всего летом здесь все утопает в зелени, пестреет яркими клумбами, но сейчас пейзаж выглядел безжизненным, застывшим и унылым.
Процессия остановилась. Теперь урны были перенесены на узкий каменный стол, специально воздвигнутый для церемонии. Чуть левее разверзла недра небольшая общая могила. Плотной стеной верлафы обступили последнее пристанище погибших. В огромной толпе я разглядела хрупкую, сгорбленную, похожую на тень фигурку Натальи Разиной. Она не плакала: выцветшие, как засохшая трава, зеленые глаза были безжизненными, невидящими. Похоже, девушка погибшего Аркадия не реагировала ни на что. Макс тоже заметил ее. Оставив меня, он подошел к Наталье, что-то сказал, но она не услышала и не увидела его. Необъятные плечи Макса поднялись и опустились: он тяжело вздохнул. Обняв ее за предплечья, прижал к себе. Девушка лишь качнулась и, словно стойкий стебелек, нагнутый порывом ветра, выпрямилась. Ей не нужна была поддержка – раздавленная горем, она не воспринимала ее. Боюсь, понадобится слишком много времени, чтобы грубыми нитками примирения с действительностью хотя бы стянуть края душевных ран.
С грустью взглянув на Наталью, Фадеев вернулся ко мне. Ветер усилился. Крошечные снежинки обжигали щеки. Елизара, Марка и Альбину я не видела, но отчетливо чувствовала их присутствие. Дрожа от холода, прижалась к Максу, молчаливо наблюдая, как урны опускают в могилу.
Глядя на подмерзшие пласты земли, я и сама будто застыла. Чернеющий грунт заставил задуматься о таинственной и очень мощной защите нашего города. «Возможно, где-то здесь, под землей, на территории нашего городка скрыт предмет: плоский, серебристый, с надписью – мне его показала в видении девушка- вампир», – задумалась я. Маленький предмет, который, вероятно, является хранилищем могущественной защиты, не пропускающей мракауров на территорию нашего города, и без него могил будет больше, намного больше. Что это за предмет? Почему он наделен такой силой? И откуда о нем знает Виктор Коншин, если о нем даже не догадывались верлафы? Откуда о нем известно девушке из видения? Кто она и почему теперь не появляется? Больше не чувствует угрозы? Глупо так думать. Виктор не отступит.
Вопросы возникали один за другим. Почему Коншин думает, что наш биохимик может создать генетическое оружие против верлафов, если сам ученый уверен, что его создать нельзя? Что это за оружие? Что ожидает клан оборотней в будущем? Где найти ответы на вопросы, если даже не знаешь, о чем идет речь?! Сплошные тайны. И что-то подсказывает: ключи от каждой из них скрыты в непроглядном, извилистом лабиринте, усеянном острыми, ядовитыми терниями и полном чудовищ, имя которым – Охотники Виктора Коншина. Вампиры-мракауры. Их телекинез, подобно страшному торнадо, сметает все на своем пути. Их способность к левитации позволяет оборотню приблизиться к ним лишь непосредственно в миг атаки мракаура, а мощные телекинетические щиты можно уничтожить лишь серебрёными когтями, но это сложно. Единственное понятно: Виктор Коншин и его Охотники не оставят нас в покое. Ему по-прежнему нужен лучший биохимик верлафов – Лев Колесников, Елизар и предмет, в который якобы заключена защита города.
– Пойдем? – Голос Макса заставил очнуться.
Я рассеянно осмотрела небольшой холмик, теперь покрытый белыми розами, мгновенно остекленевшими на морозе. Захоронение окончено. Тихо переговариваясь, верлафы начали расходиться.
– Да, Макс, пойдем. – Я покорно последовала за ним.
