И для чего озвучивать написанное?
- Сержант, послушай, - Сиг присел рядом. - Тебе плохо, но... легче не станет. Столько времени прошло. Ты же понимаешь, что там увидишь?
Кости. Остатки кожи. Волос. Одежды. Тело должно было разложиться или мумифицироваться, в зависимости от условий.
- Ты и вправду этого хочешь?
Не хочет. Но ему нужно.
Двери склепа были запечатаны, и Так, в полголоса матерясь, вскрывал печати, вытаскивал железные штыри из гранита, и сами двери тянул, тяжелые, на провисших старых петлях.
Женщина тоже пришла, но держалась в стороне.
Лаашья приглядывала и за ней, и за девочкой, с которой как-то очень быстро нашла общий язык. И в жестких волосах девочки уже блестели золотые чешуйки украшений.
Главное, чтобы до костей не дошло.
А нож за поясом... женщина должна уметь себя защитить. У мужчин не всегда получается.
Из двери пахнуло тленом, и Так пробормотал:
- Может... не стоит?
Факел отдал без возражений, и следом полез. Пускай.
Здесь тела не прятали в ниши, но складывали в каменные ящики, прикрывая каждый неподъемной крышкой. И Сержант растерялся, потому что крышки были гладкими, лишенными имен.
- Здесь, - женщина передвигалась бесшумно. Она оказалась за спиной Сержанта, и ему стоило большого труда не оттолкнуть ее, подошедшую слишком близко. - И здесь.
Два ближайших ящика.
Крышки оказались тяжелыми даже для Сержанта. Он не хотел разбивать их - это было бы совершенно неуважительно - но сдвинув с места первую, понял, что один не удержит.
Помогли.
И со второй тоже.
А тело в паутине савана веса будто и вовсе не имело. Сержант перенес его на ближайший закрытый саркофаг. Саван разворачивал осторожно.
Леди Элизабет.
О ней позаботились. Волосы уложены, перевиты золотым шнуром. И платье нарядное... вот только иссохшая кожа натянулась, обнажая проломанную кость. Височная.
И значит, смерть была легкой.
Сержант прикрыл лицо и бережно уложил леди в колыбель саркофага. Он надеялся, что она не рассердится на подобное вмешательство.
Второе тело было завернуто плотно, в несколько слоев ткани, которые ко всему слиплись. Так сунулся было помогать, но Сержант зашипел и его оставили в покое.
Он узнал платье - то самое, красное и дурацкое, совершенно ей не подходящее. Ткань потемнела. И украшения, вряд ли собственные - Сержант не видел, чтобы Меррон что-то носила - слились с нею.
Сетка на волосах.
Короткие. Черные, во всяком случае, когда-то. Красные туфельки.
Но что-то было не так. Он обошел тело. Наклонился, пытаясь понять по запаху, но не ощутил ничего, кроме обыкновенного, трупного.
Все равно не так...
К счастью, никто не решился сунуться под руку, когда Сержант запрыгнул на крышку саркофага. Стянув сапоги, он снял с тела туфли - потом вернет - и лег рядом.
- А я говорил, не надо было его сюда пускать, - тихо, но отчетливо произнес Сиг.
Макушка умершей была на уровне подбородка Сержанта.
Свадьба состоялась в середине лета. Все бы ничего, если бы не внезапно обнаружившаяся троюродная племянница Летиции, которую поручили заботам дорогого Мартэйнна. Племяннице было шестнадцать. Она громко смеялась, строила глазки и норовила прижаться пышной грудью, при том волнительно вздыхая. Меррон старалась быть вежливой.
Жалела, что напиться нельзя.
Позволяла надевать на себя венки и выслушивала долгие рассказы о лентах, платьях и лучшей подруге, которая, конечно, дура полная, но другой ведь не найти...
Племянница гостила неделю, которая далась Меррон тяжело, а потом все-таки уехала, видимо, решив поискать более податливую партию. И все вернулось на круги своя.
Почти.
Меррон больше не было так одиноко. Она все еще выходила к морю, ночью, когда побережье становилось свободно от людей, и тихо разговаривала, убеждая себя, что у каждого свои странности. Кто-то вот сахарных петушков собирает, кто-то цветы из перьев мастерит, а Меррон - разговаривает с морем. Или с ветром. Главное, что когда говоришь, становится легче.
Незаметно отгорело лето. А с осенними дождями в доме появился гость. Незваный. Нежеланный. Но такой, от которого не вышло бы откреститься. Он пришел ночью и долго стучал в дверь. Красный плащ с гербом Кормаков промок, как и кожаная куртка, потертые штаны и сапоги, от которых на чистых полах Летиции остался мокрый след.
Гость вошел в дом и, вытащив серебряную тамгу, сказал:
- Мне нужен доктор Макферсон.
- Это я, - ответил док.
А Меррон подвинула поближе нож, отстраненно подумав, что не зря Летиция решила выкопать розы на зиму. Если ямы расширить, то тело поместится. В принципе, можно и другим путем... Меррон все равно хотела потренироваться работать с пилой.
- Вам, - гонец вручил тубу, запечатанную с двух сторон и обвязанную красной лентой.
И ушел.
Док взломал печати и, пробежавшись взглядом по листу, сказал:
- Нам придется уехать, дорогая. Мое присутствие необходимо в Городе.
Потом повернулся к Меррон и велел:
- Пойдем. Поговорим.
В эту секунду Меррон возненавидела и гонца, и бумагу, и дока за то, что готов подчиниться приказу.
- Лорд-канцлер предлагает мне вернуться в Замок.
Меррон молчала.
- У его дочери какие-то серьезные проблемы со здоровьем... прочие медики оказались неспособны их решить. И я должен поехать.
- Почему?
В Городе множество врачей! Целая гильдия. А док у Меррон один. И Летиция тоже, даже со своей троюродной племянницей если. Они уедут. И что станет с Меррон?
- Деточка, - док ласково погладил по голове. - Лорды не приемлют отказа. И если я останусь здесь, всем станет любопытно, что же такое меня держит. А тебе не стоит привлекать лишнее внимание. Понимаешь?
- Мы можем уехать вместе... куда-нибудь в другой город... в другой протекторат...
- Зачем?
Затем, что Меррон не желает оставаться одна, чтобы снова без семьи. Она только привыкла к ней, а теперь вот...
- Разве тебе здесь плохо? Ты уже взрослая. И самостоятельная на диво. Ты многое умеешь, а чего не умеешь - научишься. Я оставлю книги и... и ты не пропадешь.
Пропадет.
Назло... но это глупо. И надо признать, что док прав. Он вовсе не обязан возиться с Меррон. Он и так сделал больше, чем кто бы то ни было, кроме тети. И Меррон постарается оправдать ожидания.
