Но суды - это долго и утомительно. Кайя вздыхает с облегчением, когда ему сообщают, что опрос свидетелей закончен. Осталась заключительная речь обвинителя и собственно приговор. Кажется, людей возмущает его спокойствие. Они просто не слышат красноты, которая клубится вокруг.
И темнота не зовет их по имени. Она вернулась и подобралась совсем близко. Такая ласковая...
- Вы признаете себя виновным? - этот вопрос обращен к нему.
- Нет.
Ответ его не нравится собравшимся. Крики. Визг. Кто-то швыряет в Кайя вязальную спицу.
И суд удаляется на совещание. Это тоже передышка, Кайя не способен сказать, как долго она длиться. Приговор зачитывает человек в просторной красной мантии.
Его Кайя тоже знает...
...этот человек был среди тех, кто его предал.
Когда?
Когда приходили паладины и мир сломался.
- После обстоятельного и зрелого взвешивания всех данных и после рассмотрения общеизвестных фактов, касающихся обвинений, предъявленных ему... - голос разносится по залу, и притихшие зрители ловят каждое слово, - суд по разумному убеждению и по совести вполне удостоверился в том, что названный Кайя Дохерти виновен в том, что поднял против народа войну, поддерживал и продолжал ее...
Война. Кайя не способен поднять войну.
Он сам есть война.
Это врожденное. Но объяснять не хочется.
...сегодня ночью ему рассказывали о лете.
- Он был и является виновным в преступных намерениях и попытках... - судья делает паузу, которая нужна, чтобы отдышаться. - За все эти изменнические действия и преступления настоящий суд приговаривает его, настоящего Кайя Дохерти, как тирана, изменника, убийцу и общественного врага народа к смерти путем отсечения головы от туловища.
Кайя рассмеялся.
Они и вправду вознамерились его убить?
Это очень сложно сделать. У темноты не получилось, хотя она старается...
Она рисует, черным по черному, зачерпывая полные горсти мрака, высыпает его на руки Кайя. И он пытается удержать.
Зовет.
Всегда по имени.
Дорога длиной в зиму.
Земли Дохерти. И пограничный вал. Из-за выпавшего снега он выглядит высоким, непреодолимым, и обындевевшие колья торчат из белых стен предупреждением: здесь нет места чужакам.
Когда этот мир успел разломиться надвое?
Теперь Урфин держится рядом, и хорошо - мне спокойней.
- Мы принимаем всех, кто приносит клятву дому, - сказал он, когда мы остановились на гребне вала. Граница, отделяющая снег от снега, и серебро реки где-то у самого горизонта. - Сюда идут многие. Семьями. Иногда - родами. Началось еще в прошлом году...
Над валом подымаются дымы, серые нити, на которых держится по-зимнему тяжелое небо. И луна - она показывается рано, едва ли не в полдень, почти касается земли.
Словно яблоко на золотом шнурке.
В Палаццо-дель-Нуво на Зимний праздник ставили дерево из проволоки и лент. На ленты вешали яблоки, пряники и конфеты...
...хлопушки...
...и бумажные коробочки с "тайными дарами", милыми пустяками, которые преподносились анонимно этаким знаком симпатии. Я получила браслет со стеклянными колокольчиками и шкатулку для булавок...
- ...ресурсов пока хватает. У нас есть зерно, и мука, и возможность получить еще, поэтому голода не допустим. Но люди все равно боятся. И оказавшись за валом, начинают думать о войне с теми, кто остался по ту сторону. Им кажется, что еды не хватит на всех. Каждого, кто пришел позже, они ненавидят. Это эхо, Иза...
...мы спускаемся и пересекаем заснеженную равнину. Два десятка всадников. Слишком мало, чтобы воевать, но я верю Урфину.
- Войско завязнет. Да и людей потеряем немеряно. Дядя же проведет тропой...
...тропы Магнуса прокладывали другие люди.
Они не пытались заговорить или сделать вид, что рады услужить, скорее смотрели с интересом или же злостью, иррациональное, беспричинной.
Тоже эхо?
Тогда что же происходит в самом Городе?
Когда я озвучила вопрос, Магнус вздохнул:
- Там нечем дышать.
И я поверила.
Мы пробирались окольными тропами. Помню лес, по зиме выглядевший мертвым. Решетку из ветвей, сквозь дыры в которой падал снег. Помню болото - равнину с высокими грядами и синие зеркала озер. Невысокие сосны и голые стволы берез.
Помню плоскогорье, изрезанное реками, которые отказывались покориться морозу. И гранитную равнину гейзеров. Над равниной плыл дым, и земля время от времени вздрагивала, выпуская очередную горячую струю. Стойкий запах серы и грозный рокот.
Птичьи гнезда на земле.
И редкие синие цветы. Так странно видеть их зимой, но... здесь, наверное, зимы не было.
Я еще подумала, что обязательно вернусь сюда с Настеной. Мне так много нужно ей показать.
Еще были далекие города, подходить к которым было опасно.
И тракт, где нас ждала подвода.
Вдали виднелись стены Города, и запах его, тот самый, отравлявший воздух, ощущался на губах. Был первый месяц весны и первый же дождь, который я собирала в ладони, умывая лицо.
Зову, хотя знаю, что не откликнется.
Он слышит меня. И молчит. Почему?
А перевозчик ждет. Нервничает. Ему хорошо заплатили, полагаю, вовсе не деньгами, а шансом убрать семью на Север. Но сейчас он боится за свою собственную шею, но не смеет поторопить.
На подводе - деревянные ящики. Длинные. Из темных досок, от которых несет формалином и рыбой. Я не сразу понимаю, что перевозили в этих ящиках, а когда доходит, то становится жутко.
Нет. Ни за что.
- Они чистые, - говорит Магнус. - Ласточка моя, так надо.
Здесь нет гробов, но есть мертвецы, которых стало слишком много. Республика спешит наказать виновных в бедах народа. И на площади Возмездия каждый день случаются казни.
Тела вывозят за Город. Не только казненных, но и умерших от болезней или голода. Мертвецов ждут глиняные карьеры, в которых уместятся тысячи человек...
А ящики возвращают.
Зачем они вообще нужны? Почему просто не сгружать на подводы? Или вид мертвецов напоминает живым о бренности бытия?
Ящик достаточно просторен, чтобы вместить меня и Урфина. Крышку закрывают. И сверху ставят другой... третий... темно. И жутко. Я вдруг чувствую себя погребенной заживо.
- Спокойно, Иза, все хорошо, - Урфин не позволяет панике взять верх. - Зато никто не сунется их
