ступени, – а теперь скажи, что так гремело утром в сарае, когда я проснулся? До сих пор гадаю.
А вот этот вопрос я задал специально, чтобы именно он остался в памяти у сородичей. С каждой минутой мне становилось все яснее, что рассказывать им правду про Агана нельзя ни в коем случае. И хотя меня потом будет потихоньку грызть совесть, но это я переживу. Предпочитаю слегка подправить память троим новичкам, чем сделать изгоем проверенного друга.
– Да масло же им приспичило бить, женщинам нашим, – фыркнул Таилос, – говорят, нужно детям утром положить в кашу свежее масло. А маслобойка вся расшатанная… мы немного подправили…
– Масло – это замечательно, – думая о своем, кивнул я, – а что у тех, кто вступил в стаю, нельзя было взять маслобойку?
– Так вот тот ее и принес… который вступил. А остальные на нас сердиты. Им Кахорис велел стада на восток перегнать и на мосту поставил парней, чтоб считали. Вот они и злятся.
– А что они считают и зачем? – не понял я.
– Так скот же. Они пасут вместе и решили платить сообща, вот и считаем, с кого сколько взять.
– М-да… – огорчился я, понимая, что Кахорис пошел на поводу у хитроумных селян, – я сам с ними поговорю, а считать ничего не нужно. Те, кто вступил в стаю, знают, сколько с этой стороны земли? В десятинах, хоть примерно. Вот пусть узнает цену аренды за десятину, прикинет за весь участок, и выставит им. А они пусть назначат казначея, и он собирает. А с кого и как – сами разберутся.
– Они говорят, тут земля хуже, чем возле Палеры.
– Я не против, пусть переселяются в Палеру, – меня начинала злить эта ситуация. – Таилос, мы берем их под защиту и ничего не требуем. Ни за то, что парни будут сидеть тут на башне, ни за то, что я трачу накопители на защиту, а мог бы продать и купить детям масло. Кстати, сегодня придут гномы, у меня к ним выгодное предложение. А вы соберите все наши маслобойки, оружие, ножи, косы… ну сам знаешь что, и стаскайте в сарайчик. Я договорюсь, чтобы они сделали ремонт и правку.
– Хорошо, – деловито кивал он на мои пояснения, а потом словно невзначай снова поинтересовался: – А Аган куда-то пошел?
– Идем. – Пришлось мне подниматься с кресла. Тай умел быть настойчивым. Даже временами настырным, и, видимо, именно за это так жестоко наказала его Мильда.
Я привел медведя к шатру, приоткрыл щиты и впустил его внутрь, а потом вошел сам и поставил мощный купол, скрывавший и запахи, и звуки. И еще защищающий от магического просмотра.
– Что с ним? – настороженно оглянулся медведь, явно оценивший по исчезнувшим звукам мощность моего щита.
– Спит. Но лучше не трогать, – создавая два кресла, туманно пояснил я и строго приказал: – А теперь садись и отвечай честно, что еще почувствовал Кахорис… и его люди.
– Что Аган умирает… – помолчав, нехотя признался он, – мы сразу вспомнили, что Хельта очень уж хотела быть женщиной вожака… думали, вы подрались.
– Неправильно подумали, – отрезал я категорично. – Вам кажется, если на мне появилась защитная шкура, то и действовать, и думать я должен, как истинный оборотень. И не надейтесь, этого никогда не будет, Тай! Я просто стал понимать вас лучше и стараюсь принимать во внимание ваши особенности, но не более того. Разум, привычки, воспитание и принципы у меня всегда останутся маглорскими. И пока они вам подходят, вернее, пока я буду видеть, что я вам нужен, я останусь с вами.
Мне нелегко было сказать ему эти слова, но я недавно понял, лучше все сказать сразу, чтоб потом не было недоразумений.
– Я это понимаю, – тихо сказал он, – а мне ты расскажешь, что тут произошло?
– Конечно. Начну с того, что я промахнулся… высадил отряд в полумиле отсюда. – Пока мы пили чай, в моей голове сложилась довольно правдоподобная история, а как заставить поверить в нее троих свидетелей, я знал. – И не стал тратить силы, а повел их напрямик, нашел поисковичком реку. И случайно набрел на какую-то нечисть, если честно, сам теперь не могу понять, кто это был. Или старая полуденница, или выпень. Трава там высокая, он и прятался, а как я подошел ближе, прыгнул.
– Почему ты не проверил все вокруг?
– Так тут место ровное, все видно… а я как раз рассчитывал, какую построить башню, их несколько видов бывает. К тому же защита на мне мощная, а оборотни и сами всех чувствуют. Вот и Аган его заметил… и прыгнули они почти одновременно. А потом все очень быстро случилось, я даже сам не сразу понял… они на меня свалились, и мой символ дома по ним ударил. Выпень сразу сдох, а Агана я успел вылечить.
– И чем бьет твой символ? – озадаченно поглядывая на висевший у меня на груди артефакт, осторожно поинтересовался медведь.
– Лучи стихий. Вот видишь, эти семь камней? Из каждого ударила молния такого же цвета. Я собираюсь всех предупредить, чтоб не вздумали проделывать со мной такие шуточки, как Аган вчера провернул с тобой. Не очень-то мне нравится видеть умирающих друзей, знаешь ли. А теперь пошли, и пока помалкивай, а то начнут лезть к нему всякие любопытные и ведьмы со своими зельями. А он к вечеру будет как новенький, только голодный, как волк.
– Так может, мне пойти посмотреть… кто это такой был?
– Где посмотреть? – изумленно вытаращился я. – Я сразу его развеял. Ты же знаешь, что некоторая нечисть потом преобразуется в мелких пакостников? Да и вонь была… невыносимая.
– Так это же наверняка болотница вылезала на ночь… – сообразил медведь, и я облегченно вздохнул, ну наконец-то! – Эти любят ночью змей и лягушек в траве ловить. А на свету подслеповаты… вот и кинулась на тебя, они магию не различают.
– Да разве это важно? – отмахнулся я, словно не замечая, как повеселел медведь. – Главное, Аган жив и здоров… почти. Нужно будет дать ему хоть пару дней отдохнуть, как-никак женился парень. И еще я хотел спросить, а где они с Хельтой живут?
– В сарае, – пожал плечами Таил, – он там еще раньше устроился, натаскал старой соломы.
– Значит, так, сразу, как вернемся, выделяем им домик, хоть самый маленький. И не спорь. А немного позже я понаставлю вот таких шатров, места хватит всем. Пойдем, а то мне еще в столицу к обеду сходить нужно. И Ках скоро прибежит… нужно их в Зеленодол отправлять, нечего тут бездельничать. А чтоб в следующий раз не бегали, выдам вам вестников.
– Ты так говоришь, словно убежден, что будет следующий раз, – выходя следом за мной из шатра, пробурчал он.
– Ну да, убежден. Да ты и сам уверен, что в покое нас не оставят. Обязательно попытаются прижать чем-нибудь… сам знаешь, на что способны люди, не желающие терять легкие деньги.
– А в столицу тебе зачем? – мрачнея, выдохнул медведь. – Сообщить наше решение?
– А вы уже приняли решение? – сделав самое наивное выражение лица, поднял я бровь.
– А то ты не знаешь, какая она упрямая! – Тихо рыкнул он сквозь зубы. – Если что-то вобьет в голову, то никто не переспорит.
– Даже Мильда? – Я задал этот вопрос самым небрежным тоном, стараясь не показать, как ждал ответа.
– А с Мильдой они вообще рассорились… теперь не разговаривают. Мэлин даже ушла от нее, сказала, вместе жить не будет.
– И ведьма отпустила?
– А куда она денется? Ведьмы, как дроу, считаются совершеннолетними с шестнадцати лет.
– А я и не знал, – слукавил я, пряча облегченный вздох, и поторопился перевести разговор на другое: – Значит, дроу не обманули. Но я просто хотел взять у них накопителей, пусть дают, раз пообещали. А то нам к зиме нужно многое приготовить: и дома, и дрова, и сено… у меня резерва не хватает.
– Тебе тоже нужно отдохнуть, – вмиг озаботился Таил, но я только отмахнулся.
– Потом отдохну.
Как оказалось, рассчитал я правильно, не успели мы выпить еще по чашке чая, как вдали показалась стая стремительно несшихся зверей. Кахорис, несмотря на возраст, мчался в числе первых и начал замедлять бег еще за пару сотен шагов, едва рассмотрел нас на фоне башни.
К тому времени, как первые звери оказались рядом, я успел потихоньку подправить свидетелям память, вставив в нее кусочек наведенной иллюзии. И еще наполнить кувшины отваром трав, в который капнул пару
