уже недолго. Минутка и еще одна. Нас ведь вытащат. Его и меня.
Вдвоем.
Время тянется и тянется.
Стены укрепляют раствором. И Йен затихает. Он устал плакать и только икает. Я же, чувствуя, как вздрагивает под рукой это крохотное тельце, молю всех богов, чтобы Йен остался жить.
Помеха? Задача, требующая решения? Нет, это ребенок. Мой ребенок, которого я никому не позволю обидеть.
Взяли их у самой границы. Зачем было идти именно к границе, Меррон не знала, но ей, говоря по правде, было все равно куда. Дар вот определенно имел цель, но упрямо молчал.
Просто шел и шел.
И явно хотел идти быстрее, но сдерживал себя из-за нее.
Вероятно, граница как-то была связана с его приступами, которые случались все чаще, но и о них Дар говорить отказывался. А Меррон боялась спрашивать. Что бы с ним ни происходило прежде, это было страшно. Особенно в тот раз у реки, когда он лицом в воду упал и едва не захлебнулся.
Тащить пришлось, а он тяжелый и бормотал, бормотал что-то… скулить начал.
Пот катился градом.
Глаза и вовсе желтыми сделались, звериными. Он смотрел, но не видел. Зрачки то расползались, заполняя все пространство радужки, то суживались, почти растворялись в желтизне. Сердцебиение ускорилось втрое против нормального, дыхание тоже. А потом из ушей, носа, горла кровь хлынула, темная, черная почти. И Меррон ничего не могла сделать. Сидеть рядом, уговаривать – он слышал ее и затихал ненадолго. Вытирать пот и кровь, которая все никак не останавливалась. Давать воду.
Все закончилось вдруг и сразу. И Меррон от облегчения расплакалась, ну и еще потому, что Дар спокойный такой, как будто бы все нормально. А она женщина! У нее нервы!
И вообще…
Только злиться на него не получалось. Или слишком устала? Сейчас идти приходилось быстро, порой она задыхалась и думала, что еще немного и упадет. Он останавливался, позволяя передохнуть, и снова шел. Зачем? Так надо, чтобы успеть.
Куда успеть?
И для чего? Но нет же, ни слова, точно вновь разучился разговаривать. Невозможный человек! И упертый. Шел-шел. И Меррон за ним, на одном упрямстве. И ведь почти получилось добраться. Уже и река была видна – широкое полотнище воды, чернота леса на том берегу. Сизый дымок, поднимавшийся от камней. Лошади. Палатки. Люди.
Дар приник к земле, втянул дымный воздух и отпрянул.
– Назад, – приказал шепотом и потянул за собой к зарослям бересклета. А их словно ждали. Меррон не поняла, откуда появились всадники. Секунду назад еще не было, а вот уже рядом, летят, пластаясь на конских спинах, нахлестывают крутые бока. И собак спустили…
Здоровых. Лохматых. Куцехвостых. С обрезанными под корень ушами.
Меррон собак не боялась. До этой минуты.
– Назад. – Дар откинул ее за спину, прижав к высокому осклизлому камню. – Прости.
За что?
Он не справится со всеми… Пригнувшись, Дар зарычал. Утробно так, по-звериному, и псы, захлебывавшиеся лаем, заткнулись. Остановились. Попятились, припадая к земле, словно опасаясь, что этот странный человек на них бросится.
Люди тоже предпочли держаться в отдалении. С арбалетами… и луки есть. Им не надо подъезжать ближе, просто возьмут и расстреляют. Обидно-то как. Дошли ведь.
Почти.
А эти не спешили. Стояли. Смотрели. И Дар на них. Сколько это длилось? Минуту? Две? Меррон разглядывала лошадей. И людей, которые были какими-то… неправильными? Одинаковыми слишком. И неподвижными. Лошади вот переступали с места на место, всхрапывали, косились друг на дружку, а люди сидели, словно и не живые вовсе.
Кроме одного.
Он был без оружия и брони, сидел в седле боком, хотя ничего-то женского в его облике не проглядывалось. Полный, рыхлый какой-то, замотанный в белое полотнище, из складок которого выглядывали мягкие ладошки, усеянные перстнями. Камушки переливались на солнце, завораживали.
– Думаю, нам всем стоит опустить оружие. Карто – крайне чувствительные создания, – сказал толстяк, вытирая с бритой головы пот. – Вам, возможно, они и не причинят вреда, а вот спутница ваша вполне может пострадать. Нам бы этого не хотелось.
Ждали. Точно, ждали. И не Меррон – Дара, другой вопрос – чего им от него нужно?
– Мы просто побеседуем. – Толстяк сложил ладошки, и Меррон увидела, что ногти его были выкрашены в алый. – Вы нас выслушаете… и примете решение. Надеюсь, верное.
– А если нет?
– Ну… мы хотя бы попробуем договориться.
Меррон почему-то не поверила, что у них получится. Дар упрямый же. И толстяк ему не нравится, причем антипатия эта возникла сразу и как-то беспричинно.
Она же опять ничего не понимает.
– Прошу вас. – По щелчку пальцев охранник спрыгивает с лошади, приземляясь на четыре конечности. Подниматься не спешит, напротив, прогибается, перенося тяжесть тела на руки. – Лошади вполне… обыкновенные.
Существо – Меррон все же пришла к выводу, что называть всадников людьми неправильно, – скользнуло в сторону. Движения его странным образом сочетали плавность и гротескные, неестественные позы, в которых существо замирало на доли секунды. Оно выворачивало конечности в суставах там, где суставов быть не должно бы!
Меррон затошнило.
И в локоть Дара она вцепилась.
– Не бойтесь, милая дева, карто, конечно, не совсем живые, но сейчас безопасные. Как собаки, только умнее.
От существа, державшегося поблизости, исходил отчетливый трупный запах. И вблизи выглядело оно еще более мерзким: с поплывшей, словно бы начавшей разлагаться кожей, неестественно вывернутой шеей, на которой виднелся грубый поперечный шов, выпуклыми глазными яблоками, каменными, кажется.
– И нюх великолепный! Всего-то капля крови на язык…
Тварь вывалила язык, длинный и тонкий, словно травинка…
– …и стая отыщет вас, где бы вы ни были. Мой предшественник был столь любезен, получил весьма качественный образец.
Дар сжал ладонь, успокаивая.
Меррон не боится.
Ни толстяка, ни его уродливых созданий, ни собак… ничего, пока Дар рядом.
А верхом ехать все лучше, чем идти.
– Вы не настроены на беседу? – Толстяк держался рядом, пожалуй, слишком уж близко. Воняло потом, благовониями и той же мертвечиной. – Ах, простите, я недостаточно вежлив, чтобы представиться. Харшал Чирандживи. Эмиссар. Магистр скрытых путей. Вас я знаю, Дар Биссот, последний из рода Биссотов. И Меррон Биссот. Пара. Я правильно выразился?
– Жена.
Дар держал крепко, пусть бы Меррон и не пыталась сбежать.
– Ну, – толстяк подмигнул, – жен у меня дюжина, но такой, из-за которой я жизнью рисковать стану, нет. Поэтому давайте называть вещи своими именами.
В этот момент Меррон поняла, что не знает, кого сильнее пнуть хочется: толстяка с его намеками или дорогого супруга, который явно знал, о чем речь идет.
Ничего… вот останется наедине и все выскажет.
