Я знаю, что Кайя рядом. И если сосредоточиться, то найду… но я не в состоянии сосредоточиться. А где-то рядом бродит зверь.
…
Хищник. Крупный. С мягкой поступью, с острыми зубами. Его дыхание щекочет мне шею.
…
…
Зверь тихо фыркает и обнимает.
…
Он держит меня, и я все равно вцепляюсь в него, потому что в такой темноте слишком легко потеряться.
…
…
…
Мне хочется прикоснуться к его лицу, но я уже не уверена, что лицо есть. И Кайя сам кладет мою ладонь на щеку.
…
…
…
…
…
Я рада, что Меррон жива, пусть и радость какая-то вымученная, удивляться же и вовсе сил нет. Но я уверена, что Сержант ее найдет.
…
Да, я знала, что Урфин уничтожит систему, исполняя договор с Хаотом.
…и что Хаот, создавая сеть, вычерпает резервуары почти до дна.
…и что попытается тотчас восстановить потери.
…и что перекачиваемая в хранилища энергия будет чужда Хаоту. Она еще больше дестабилизирует нестабильную аномалию. Это обычная проблема… резервуары имеют защиту. И предел прочности их высок. Главное, чтобы давление в сети не превышало критический порог.
Знала я также про волны и резонанс, который в теории увеличит совокупную мощность удара в разы, про цепную реакцию, что начнется в самой сети, а завершится в хранилищах. Про эффект обратной тяги… про дубль системы, который запустится в автоматическом режиме, закрыв мир от отката. Про рассредоточенную по внешним оболочкам энергию, которая будет использована как импульс для смены частоты.
Нет, я все это знала. В теории. Вот только на практике теория выглядела жутко.
Они наполнили парами бензина топливный склад, а затем кинули спичку.
Мне не жаль Хаот. Я просто темноты боюсь.
Впрочем, мое чудовище меня защищает…
Неудобно идти по лесу в чужих сапогах, которые при каждом шаге норовят слететь с ноги. И веревка, которой сапоги обмотаны, была слабым спасением. Меррон то поскальзывалась, то проваливалась, то цеплялась носком за корень и тогда, удерживаясь от падения, хваталась за ветки.
Ветки попадались большей частью колючие.
Но, пожалуй, хуже всего – комары…
Нет, куртка Терлака, как и сапоги, несколько великоватая, служила какой-никакой защитой от гнуса, чего нельзя было сказать о шелковых шароварах, сейчас больше похожих на драную тряпку.
– И не говори мне, что я сама виновата. – Меррон чувствовала, что если замолчит, точно задохнется от злости. – Конечно, можно было стянуть и штаны, ему-то все равно… но ты же их в крови изгваздал! И не только в крови, кровь я бы как-нибудь еще пережила…
…она пришла в себя на той же поляне оттого, что кто-то настойчиво пытался запихнуть ее левую ногу в сапог. Правая уже была обута. А голова лежала на чем-то мягком, с премерзким, но знакомым запахом. Меррон голову повернула, убедившись, что правильно запах истолковала.
Трупы в принципе пахнут не слишком приятно, а уж те, которым внутренности разворотило, и вовсе омерзительны. Над рваной раной вились мухи, их гудение как-то очень хорошо вписывалось в картину безумия Меррон.
Несколько секунд она просто лежала, вяло раздумывая, что ситуация подходит еще для одного обморока. Тварь, натянув таки сапог, оставила ногу Меррон в покое и села рядышком. На корточки. Руки в подмышки сунула. Раскачивается и посвистывает. Мух иногда отгоняет… заботливая.
– Все равно ведь сожрешь, – сказала Меррон и села, ощупывая затылок. Слипшиеся от чужой крови волосы, сосновые иглы, старые листья…
Тварь качнулась и, сунув руку за пазуху, вытащила письмо.
Меррон письмо взяла. Прочитала дважды. Потом еще дважды, пытаясь уложить в голове написанное. И еще раз перечитала.
– В добром здравии, значит… – Пожалуй, происходившее с ней было безумно даже для безумия. – Защитишь… препроводишь… намерения чистые…
Тварь кивнула.
И Меррон рассмеялась, она хохотала долго, до слез, икоты и дерущего горло кашля, понимая, что надо успокоиться, но не находя в себе сил.
– Ты… ты не обижайся… просто… просто все вот… глупо… дико… я устала от всего этого. Не хочу больше. Ни бегать. Ни воевать. Ни прятаться. Ни ждать, когда меня в очередной раз убивать станут. Ничего не хочу…
Тварь слушала, облизывая когти длинным языком.
– Давай ты меня проводишь к какой-нибудь деревеньке? И там я сама уже… захочет найти – найдет. А не захочет, то и ладно.
Но у твари имелось собственное мнение. Карто знал, куда надо идти, и шел, подталкивая Меррон в нужном направлении, высвистывая, перебегая дорогу, стоило ей сделать шаг в сторону. Когда же она просто отказалась идти, карто сел рядом.
Ждать он умел.
И охотиться. Исчезал – ненадолго, Меррон быстро поняла, что сбежать от этакого сопровождения не выйдет, – и возвращался с зайцем в зубах. Или с лисой. Однажды ежиков приволок…
Ежиков Меррон есть отказалась.
– Люди вообще не едят сырого мяса…
…разводить огонь получалось через раз.
– …а я варенья хочу… крыжовникового. Или крыжовенного. Не знаю, как оно правильно называется. С грецкими орехами. Тетя варила…
Лошадь сбежала. А среди тюков, оставленных на поляне, не нашлось ничего полезного. Столовое серебро, умопомрачительной красоты кофейный сервиз, из дюжины предметов которого уцелела лишь половина. Чьи-то – Меррон предпочла не задумываться, чьи именно, – украшения. Зеркальца. Десяток шкатулок и почти новый корсет. Фляга, в которой, судя по запаху, некогда был коньяк.
Флягу Меррон взяла. И Терлаковы сапоги. Еще куртку. Веревки, перетянувшие тюки. Нож и пару полос ткани, которыми она обвязала ноги. Но все равно стерла в первый же день. Ткань была жесткой, а мох, который Меррон напихала в сапоги, сбивался в комки. К вечеру ноги опухали, к утру боль проходила, но ненадолго – час-другой, и возвращалась с новой силой. А карто не позволял остановиться.
Нет, он вовсе неплохой. Жуткий, конечно, но Меррон и большей жути повидать случалось. И вообще на муженька ее похож. Молчит. Прет куда-то с остервенелым упорством. И бесполезно спрашивать, куда и зачем… зато слушает внимательно.
Заботится.
– …и меня заставляла. Ты не представляешь, какое это мучение. Вот смотри, собирают ведра два