скажешь о Никосе.
В его спальню мы влетели на космической скорости. Первый раз вижу мужчину в состоянии полнейшей невесомости. Он просто плавал в эмоциях… и норовил поделиться этим необычным состоянием со мной.
Мы застыли друг против друга, сжимая кулаки. Похоже, сейчас будет смертный бой.
Но тут Ник неимоверным усилием взял себя в руки. В прямом смысле — обхватив себя за предплечья. Аж костяшки побелели. И уставился на меня лазерным прицелом.
У меня срочно зачесалось между глаз. Снайпер-самоучка нашелся!
— И что я тут забыла? — полюбопытствовала я, ускоренно просчитывая пути к отступлению и кося на отрытую дверь кабинета. Интуиция мне подсказывала, что новую удочку он еще не видел!
— Сейчас ты разденешься и ляжешь в кровать! — прошипел он, извергая из глаз молнии. — И мы продолжим начатое!
— Нет! — отказалась я, точно зная: в эту кровать я никогда не лягу. По крайней мере, пока не поменяют постельное белье и не вытряхнут колючие плоды опунции.
— ДА! — уверенно заявил Казидис, сдергивая покрывало и… застывая в недоумении.
Миллионер рассматривал живописнейший натюрморт: я финиками выложила фигу, перемежая рисунок декоративными фонариками опунции. Кстати, потратила на это полчаса своего драгоценного времени, которое могла с пользой употребить на поиски пропитания!
— Что ты хотела этим сказать? — Никос оторвался от изумительного вида и обвиняюще уставился на меня, как прокурор в суде.
Ну обломала я ему пальму. И что?
— Хотела, чтобы ты почувствовал себя как боров в опунции и финиках, — пояснила я свой художественный замысел.
— Хряк, — педантично поправил меня он, начиная снова злиться.
— Еще раз перебьешь, — нахмурилась я, — будет хряк!.. И боров!
— Джу-ул!!! — Он уже просто извергал звуки, как вулкан лаву. — А если откровенно?
— А если откровенно… — Я тихонько, мелкими перебежками перемещалась поближе к выходу. — Хотела наглядно показать фигами — какой ты фиговый мужик!
— Убью. — Он так спокойно и даже буднично это сказал, что я поверила сразу и безусловно и тут же удвоила свои усилия по спасению. — Сначала поимею, а потом убью!
— А можно сразу начать с последнего пункта? — совершенно серьезно спросила я. — Мне так будет легче примириться с твоим существованием!
— Ты предпочитаешь смерть сексу со мной? — До него наконец-то дошло. Нет, не дошло — доперло! Боже, какой это, оказывается, трудный и неимоверно извилистый путь!
— Какой ты догадливый! — похвалила я его. Надо бы сахарком для поощрения приманить, но это плохо влияет на зубы. Дареному коню, конечно, в рот не смотрят… зато под хвост заглядывают.
— Ты очень явно это показываешь, — ухмыльнулся Никос.
Тут он совершил несусветную глупость и повернулся ко мне спиной. Эй! А как же я? Удеру ведь!
Молчание, повисшее в комнате, можно было резать ножом или стругать на терке.
Наконец мне надоело. Я подвисла, словно плохая операционная система: и уйти неудобно, и остаться стремно.
— Отпусти меня с миром, — предприняла я еще одну попытку к сексуальному разоружению, — и никто не пострадает.
— Не могу, — спокойно ответил он, не оборачиваясь. — Хотел бы, но не могу! — Тяжело вздохнул. — Я одержим тобой с первой встречи. Ты моя судьба.
У моего бортового компьютера случилась перезагрузка. Наверное, сбой системы ПВО, иначе зачем я отлепилась от безопасной двери и встала рядом?
Мы глазели на заходящее солнце и молчали. Я в мужских трусах и майке, мой кавалер — в пестрой шелковой гавайке и облегченных бермудах. Видок у обоих прилично потрепанный. Словом, парочка подобралась — что надо. Нарочно не придумаешь.
— Я находился по делам в Нью-Йорке. Мне было нужно рано утром в Сити, — внезапно нарушил молчание Никос. — Мой водитель выбрал дорогу вдоль побережья океана, зная, как я люблю этот вид…
— …Впереди по набережной бежала тонкая фигурка, переливающаяся в ярких рассветных лучах. Меня это заинтересовало. Я попросил водителя ехать помедленнее, но тут это странное создание выскочило на парапет, потянулось навстречу солнцу и сорвало с головы бандану. Твои волосы…
Я искоса глянула на Казидиса. Он стоял, прикрыв глаза тяжелыми веками, как будто находясь во власти сильных воспоминаний. Кто его знает — может, так оно и было. Но я против! Я не хочу быть чьим-то лучшим воспоминанием, я хочу быть мимолетным независимым видением! Но, видно, не с моим счастьем…
— …Твои волосы падали так медленно, словно передо мной прокрутили замедленные кадры. Ниспадали, золотым плащом окутывая твою фигурку… Они так горели на солнце… ты казалась волшебной жар-птицей…
И в унисон моим размышлениям:
— …Я не мог устоять. Мне нужно было назавтра лететь в Грецию, и я сделал все, чтобы ты улетела со мной…
— Зря, — сообщила я ему. — У тебя нет шансов. Теперь, по крайней мере.
— Совсем? — Его спокойствие было каким-то странным, я бы сказала — обреченным. Будто он вынужден сделать сейчас нечто такое, о чем неоднократно пожалеет. И это мне не нравилось!
— Совсем, — подтвердила я.
— У меня для тебя кое-что есть. — Никос вдруг оторвался от созерцания заката и направился в кабинет.
Сейчас ка-ак увидит… К разочарованию приплюсуется злость, помножится на желание, и в результате… «Прости, дорогая, но ты уже не девушка!»
Я закусила нижнюю губу и пошлепала за ним, решив для себя раз и навсегда: в борьбе за право собственности нет полов! Когда наступит время решать, я ежика против шерсти поцелую, но идею феминизма не предам! И если нужно — выбью основные принципы у него на ребрах!
Но я ошиблась. В кабинете Никос достал из оскверненного мною сейфа простой белый конверт и невозмутимо протянул мне.
Брать не хотелось, но интуиция приказала: «Лучше сама и спокойно, чем в лицо и эмоционально».
Когда я открывала «ящик Пандоры», то не сводила глаз с Ника, а он застыл каменной статуей, следя за моими руками.
В конверте обнаружились фотографии.
— Что ты думаешь по этому поводу?.. — непривычно тихо спросил шантажист-самоучка.
— Красивые фотки, — поделилась я впечатлением. — Мм… цветные.
— Тебе нравится? — Это сарказм или ирония?..
— Нет. — Это уже честно.
— Ты понимаешь, что я, даже пальцем не пошевелив, могу причинить твоей матери кучу огромных неприятностей? — Спокойно так… выдержанно. Как будто многолетняя практика шантажа за плечами. А может, и так.
— Понимаю, — кивнула я, аккуратно вкладывая фотографии обратно в конверт и возвращая ему.
