Богатые тоже скачут, или Где спит совесть

— Все пройдет… — завела я бесконечную мантру сначала. В голове пусто до одурения. Тело словно деревянное.

Дотянулась до кружки с кофе. Заглянула внутрь. Задумалась — зачем взяла. Поставила.

— Все пройдет…

Разрывались домашний и сотовый телефоны.

Плевать. Не хочу ни с кем говорить. Обойдутся.

— Все пройдет…

Внутри все замерзло от боли. Карающий ангел, больной любовью к смертному грешнику, — нонсенс! Ошибка природы.

Темнеющее небо затянулось розовыми от заходящего солнца облаками. Ветер обрел силу и начал забираться под плед из красно-синей шотландки, ощутимо кусая за голые ноги и руки.

— Все пройдет…

Я закрыла глаза, чтобы не видеть буйства красок, показывающих, как хороша и многообразна жизнь.

— Все пройдет… — И протянула руку к кружке.

— Что пройдет, котенок? — раздался знакомый голос. — Жизнь?..

Инстинкт сработал первый, а мозг опоздал. Я метнула кружку на звук.

Звон разбитого стекла и громкие воспоминания о кровных родственниках по женской и мужской линии.

— Извини, приятель, я возмещу.

Я открыла глаза, и они начали вылезать наружу, как перископ подводной лодки. Облитый горячим кофе Никос самым наглым образом перелезал на мой балкон!

— Это незаконное вторжение! — ультимативно заявила я, разрываясь между желанием посмотреть вниз, на останки своей любимой кружечки, и присоединить к ней еще чьи-то нахальные останки.

— Подай на меня в суд! — вполне миролюбиво предложил Никос, подхватывая меня на руки и сажая к себе на колени.

Мне сразу стало хорошо, тепло и уютно. Невзирая на пролитый кофе.

— А теперь можешь добавить туда оскорбление словом и действием. — И начал целовать. — Насилие не забудь приплюсовать… — Он уверенно продолжил домогательства.

Я обвилась вокруг Ника цепкой повиликой, запустила жадные руки в густые черные кудри, простонала в жаркий рот свою жажду и… решительно оттолкнула.

— Нет! — спрыгнула я с колен мужа. Ну это только для красного словца спрыгнула — а на самом деле элегантно свалилась ему под ноги, запутавшись в пледе.

Тщеславие — это грех! — вякнула полузадушенная совесть.

Хорошо-хорошо… Брякнулась ожиревшим бегемотом и в который раз за этот день почувствовала себя идиоткой. Состояние становится привычным и незыблемым!

— Глазам не верю! — ухмыльнулся обалденно сексуальный Никос в легком пиджаке и черном гольфе, бережно поднимая меня с мозаичной плитки. Чисто выбритый и пахнущий моим любимым одеколоном с древесными нотами белого мха, кипариса, сандала и ладана, которые обволакиваются мягким послевкусием лайма, можжевельника и кофе с корицей.

Ой, кажется, кофе с корицей — это мое!

— Ты — и у моих ног!

Согласна!

Я присмотрелась внимательней снизу вверх: длинные стройные ноги были обуты в техасские ковбойские сапоги и упакованы в сногсшибательно облегающие черные джинсы и могли сразить любую леди возрастом от пяти до девяноста пяти. Ник, сволочь, применил запрещенное оружие.

Мы в ответ будем ангельски непрошибаемы.

— И не верь! — по-дружески посоветовала я, вылезая из пледа.

— Не могу, — честно признался муж, шаря взглядом по моему телу. — Слишком уж много простора для воображения!

Естественно! Коротенькая маечка и мизерные шортики практически ничего не скрывали, зато все показывали! Просто бесплатная экскурсия по мне!

— А ты не смотри! — окрысилась я и снова наглухо завернулась в плед, как в римскую тогу.

— Мужик, ты там живой? — раздалось снизу. — Тебя твоя благоверная еще на куски не порубила?

Я заглянула через перила.

Внизу стояла рабочая машина электрической компании с «корзинкой». Около средства передвижения отирался молодой испанец в спецовочном комбинезоне, которого (парня, разумеется. Комбинезону Никос даром не сдался!), видимо, и заботила судьба доставленного по назначению предмета. Какой бодрый, однако, мужик! Тошнотворно жизнерадостный. Сейчас подкислим ему существование!

— Уже закончила шинковать! — громко, на всю улицу гаркнула я. Мурлыкнула, выгибаясь в сторону электрика: — Показалось мало, сейчас спущусь и продолжу!

Испанец застыл, потом до чего-то додумался и быстро-быстро запихался в машину. Газануть у него, правда, за долю секунды не получилось, но они вдвоем с напарником честно старались… до первого полицейского.

— Офицер! — окликнула я седовласого представительного мужчину, направившегося для выяснения обстоятельств нарушения парковки к машине. — Вы их задержите подольше, у меня есть что им показать!

— Извините, не могу, мэм. Служба… — козырнул мне коп под истеричное хрюканье Никоса.

— А фауне слова не давали! — повернулась я к Казидису. — Счас пойдешь обратно тем же путем, каким и пришел!

— Так ты ж их перепугала! — сделал большие испуганные глаза Никос.

Я не купилась. Играет без огонька. Разве если в самом деле скоростным лифтером поработать? Может, тогда актерская выучка Никоса проявит себя в должной мере?

— Кого волнует чужое горе?! — пожала я плечами, одной рукой поправляя растрепанную прическу. Добила: — Как настоящий мужчина, ты должен быть готов на все!

— На ВСЕ? А как же «вместе и в горе, и в радости»? — проникновенно спросил муж, широко ухмыляясь. — И я готов на все! Как то: закрыть тебя свои телом… — Он еще незаметно придвинулся.

— Не продолжай! — остановила его я — и морально и физически. Самое главное, физически. — В целом картина ясна!

— Да-а? — усомнился Никос, подвигаясь поближе. Видимо, в расчете на мой обморок. Шпильку ему в ногу, а не обморок!

— Да! — утвердительно кивнула я. — Раздутое самомнение, прогрессирующий склероз, половая невоздержанность и перегруженное либидо. Будем лечить! Ампутацией!

— Моя пылкая маленькая жена, — проурчал Ник, придвигаясь еще ближе и протягивая руки. — Такой накал страстей!

— Но-но! Руки! — Я опять остановила греческого ползуна. — То ли еще будет! — зловеще пообещала оборзевшему супругу. Как тигрица набросилась на благоверного: — Ты что устроил в ресторане?

— А что я там устроил?

Не знала бы, точно поверила. Сразу и навсегда. Угу: и в горе, и радости!

Похоже, ампутация нужна мне. Головы!

— Зачем ты поиздевался над Грегом Лаваццо? — нахмурилась я. — Что он тебе плохого сделал?

— Издевался?.. Я?! — искренне удивился Никос. — Да ни в одном глазу! Его только вежливо предупредили о последствиях необдуманных поступков — и все…

— Все?!! — Наглости его не было предела, зато был предел моему терпению! — А если бы невежливо, то как бы это выглядело?

— Неэстетично… — криво ухмыляясь, отрезал Казидис, по-кошачьи тихо подбираясь все ближе и ближе.

— Это не смешно! — Я на всякий случай отодвинулась. Гневно выплюнула: — Ты чуть его не