кустов.
— Оно и снегу пора, — проворчал Холод. — А тут…
Олег молча спасался от текущей под задницу воды на своем крошне. По его глубокому убеждению, снегу было еще сильно не пора, и ввобше — боги к ним весьма, милостивы. Кстати, сегодня он заметил, что фактически гол до пояса — остаткам его ковбойки мешали развалиться только жилет Бранки и ремни снаряжения. Дома в такую погоду он свалился бы с гриппом…
Под ветви влез, согнувшись втрое, Резан.
— А как оно? — спросил его брат.
— Тучи на перевалах, — отозвался Резан, которому дали место. — Окоем — что тебе молочный кисель. Да кисель вкуснее будет стать.
Сидевший с краю Святомир, высунув руку из-под кустов, сделал вид, что зачерпывает туман ладонью и ест с нее.
— Воды перехватили, — под общий негромкий, но дружный смех объявил он. Но смех утих быстро — все примолкли, теснее прижавшись друг к другу.
— Слышали? — вдруг спросил, подняв голову, Краслав.
— Что?
— Что такое?
— Слышал что?
— О чем, Краслав?
— А то ли и правда, не слышали? — спросил Краслав, обводя всех изумленным взглядом: — Крик-то?
— Крик? — эхом откликнулся Йерикка. — Нет, ничего. А вы, ребята?
Посыпались отрицательные ответы. Мальчишка хмыкнул:
— То ли сплю… Вопль приснился, да дикий такой…
Йерикка смотрел на Краслава с непонятным Олегу беспокойством. Тот поддернул плати и, судя по всему, в самом деле решил уснуть. Вновь установившееся молчание нарушил Морок:
— Стать, то сирин орала?
— Дошел, — пробормотал Йерикка. А Гоймир выругал Морока:
— Смолкни, пусто тебе быть!.. Приснилось ему что, вот и все!
Снова стало тихо. Дождь шуршал по листьям и плащам, но мальчишки, греясь друг о друга, постепенно начали задремывать. Олег тоже уснул, привалившись к плечу Йерикки, который и разбудил друга минут через сорок.
— Что такое? — осипшим голосом спросил Олег. Он сообразил, что не спят уже многие, а сидящие с краю внимательно всматриваются в облачную муть, выставив оружие.
— Ходит кто-то, — тихо пояснил Йерикка. — Сперва по осыпи… потом там, по скалам, по сосняку…
Олег почувствовал, что его продрало морозом. Помимо воли он уставился в туман, стараясь рассмотреть там что-нибудь. Но было неподвижно и тихо — лишь дышали ребята, да вдруг отчетливо и странно застучали камешки на осыпи.
Странно — почтя два десятка смелых, сильных, хорошо вооруженных ребят, не боявшихся ни рукопашной, ни численного превосходства, врага, превратились в напуганных детей перед чем-то, бродившим вокруг. Всем в головы полезла разная мистика. Казалось, что кто-то внимательно и недобро рассматривает их из тумана… а главное — отлично видит не только ребят, но и их страх. Кто-то уже бормотал заклинание.
— Скаж, — тихонько шепнул Гоймир, — скаж уводничий, и все тут…
Но в голосе его не было уверенности. И Олега словно под ребра толкнули.
— Пойду-ка посмотрю, — сказал он и, перехватив автомат, начал выбираться наружу.
Пример — великое дело, да и трудно трусить, когда твой друг уже преодолел страх. Горцы начали выползать следом.
— Слышите?! — вдруг резко выпрямился Краслав: — Ну, этот час слышите?
Все замерли. Снова щелкали камни, и Гоймир зашипел:
— А то… Понову на осыпи…
— Йой, нет! — со злым нетерпением бросил Краслав. — Крик!
— Да тебя! — раздраженно и испуганно пробормотал кто-то. — Тут и то… — он не договорил, но явно хотел сказать «страшно». Однако, все вновь прислушались. Сейчас стояла полнейшая тишина, звонкая, как хрусталь. Облачная вата плыла словно сама по себе, обтекая замерших с оружием в руках парней.
Олег почувствовал, что ему не хочется идти навстречу чему-то неизвестному сквозь эту мокрую муть. Но и трусить, отступать — было не в его стиле. Держа автомат наперевес, он шагнул вперед.
— Вольг, пожди, — окликнул его Краслав, — я…
Резкий, отрывистый и страшный треск винтовочного выстрела прозвучал, казалось, совсем рядом. Стреляли на голос, очень точно. Бедняга Краслав вдруг завертелся на месте, как часто бывает при попадании в голову — и грохнулся на камни. Однако, неожиданно поднявшись, — из головы черным ручейком бежала кровь, — он выкинул руку куда-то в направлении ручья и закричал чужим, деревянно- скрипучим голосом:
— Гляньте, гляньте, она плачет!
Горлом у мальчишки хлынула дымящаяся розовая пена, и он, упав снова, быстро и часто задергался.
Все услышали уже знакомый звук — щелканье камешков, только на этот раз — частый и еще более быстрый, кто-то убегал вверх по осыпи.
Гоймир начал стрелять первым и, кажется, сразу же попал, но и другие били туда же, вспарывая туман кипящими следами трасс. Что-то с шумом покатилось по осыпи, горцы бросились на звук.
Уткнувшись лицом в щебень, под низом осыпи лежал, раскидав руки и ноги, хобайн — мертвый, как камни вокруг, в него попали не меньше десятка пуль, и сверху, от того места, где он упал, тянулись быстро размываемые дождем кровавые следы. Рядом, мокро поблескивая вороненым стволом, валялась снайперская винтовка — такая же, вспомнил Олег, как у убитой им в Древесной Крепости девчонки.
— От своих отбился, надо стать, — сказал Гоймир, — вытропил нас, следил, а тут мы вышли — не удержался… Что тебя понесло?!
Олег замер, неверяще глядя на Гоймира. До него не сразу дошло, что тот его фактически обвиняет в гибели товарища!
— Ты хочешь… — медленно начал он, но Резан хмуро перебил:
— Будет, Гоймирко. Глупство это.
Неизвестно, что и кто сказал бы дальше, но подошедший Йерикка сообщил:
— Краслав мертв.
Спорщики сразу замолкли, уставившись себе под ноги. Смерть Краслава была до совершенства нелепой — пуля, пушенная в тумане на звук, только потому, что мальчик не вовремя заговорил.
— Пошли, нечего на дожде стоять, — нарушил тишину Йерикка.
Все разом, посмотрели на невидимое небо. Надо же, а они и перестали замечать, что идет дождь… Молча и неспешно двинулись к стоянке.
Йерикка задержался возле закинутого плащом тела. Олег остановился тоже, пиная камешки ногой.
— Умер сразу, — глухо сказал Йерикка. — Не знаю, как он еще разговаривал…
— Эрик, — начал Олег, — неужели…
— Нет, — ответил Йерикка, поправляя плащ на пробитой голове Краслава.
— Что? — удивился Олег.
— Ты ведь хотел спросить, не виноват ли в смерти Краслава? Нет, не виноват. Это просто пуля.
— Утешение, — вздохнул Олег, глядя на мокрый плащ, тяжело облепивший лежащее тело. Там, где лицо, плащ поблескивал, промокший не от воды, а от крови. — Знаешь, Эрик, я дома часто не делал разных мелочей, которые мне поручали родители. Лень было. Хочешь скажу, почему? Я был уверен, что это все равно сделают за меня. А здесь мы делаем вещи, о которых я и помыслить не мог. И не жалуемся, потому
