…Йерикка, Олег, Богдан и Твердислав составляли одну из маневренных групп. Выяснилось, что ночевать придется на позициях. Эту новость принёс Йерикка, пройдясь по веси.
— Места нет, — пояснил он, вернувшись. — Вернее, они нашли бы. Но у меня совести не хватило навязываться. Вы бы посмотрели, в каких трущобах они прячутся! — лицо Йерикки ожесточилось, он пробормотал: — Сволочи… Такую красоту…
— Переночуем, не размокнем! — весело сказал Богдан. У Олега вид был не столь радужный, но он тоже был согласен. Твердислав вообще ничего не сказал по этому поводу.
Но им повезло. На околице — за крайними разрушенными домами — обнаружилась просевшая от взрыва клуня. Часть ее держалась на прочных досках навеса. Там было мокро и холодно, но хоть сверху не текло.
— Случаем чего и хоронить не беспокойтесь — тут и присыпет, — не терял жизнерадостности Богдан.
— Я одно по обычаю хочу, — возразил Твердислав, и все умолкли, вспомнив тех, кому и не по обычаю могилы не досталось. — Поганца того честью схоронили, — продолжаал Твердислав, — а добрые воины без погребения лежать остались…
— Хватит, — мрачно буркнул Йерикка.
В клуне обнаружились остатки еще крепкой морковки. Все четверо дружно принялись ее грызть, отплевываясь от песка и вслушиваясь — неподалёку кто-то пел под настоящую гитару, Олег сразу узнал ее перезвон. Песня была заунывная и протяжная, о том, чего никто на Мире не видел, потому что тут никогда этого не было…
— Что волынка воет, — вздохнул Богдан.
— Про что песня? — поинтересовался Твердислав. — Что то — кашгарский план? Бумаги секретные?
— Кашгар — это. у нас на Земле, где-то в Азии, — пояснил Олег, — то ли Тибет, то ли еще какой Памир…
— Предгорья Тянь-Шаня, — пояснил Йерикка. Олег покосился на него и продолжал:
— А план — это не бумаги, это дурь такая курительная. Травка.
— Так песнь про больного? — разочарованно спросил Твердислав. — Я-то мыслил — про разведчика, ведомца…
— Что-то стрелять перестали, — насторожился Олег. — Слышите?
Точнее было бы спросить "не слышите?" Ни выстрелов, ни разрывов больше не было. Мальчишки недоуменно вслушивались, не понимая, в чем дело. А потом в эту тишину врезался мегафонный голос, аж звенящий от мощных усилителей:
— Гоймир! Гоймир Лискович, князь-воевода Рысей! Есть у вас такой?!
— То что новости?! — изумленно хлопнул глазами Богдан. Остальные просто ждали в недоумении. А мегафонный голос продолжал:
— Гоймир Лискович, ты меня слышишь?!
Голос Гоймира ответил — слабее, очевидно, он говорил через обычную переноску, которую ему где-то спешно отыскали:
— Я — Гоймир! Кто со мной говорит, нужно что?!
— Не узнаешь меня?! — голос помедлил и отчеканил со злой радостью: — Я командир Чубатов, щенок! Ты сжег мою колонну и убил моих ребят на. перевале, помнишь?!
Смешок:
— Так ты не сдох, командир, на перевале-от?! Сюда пришёл, чтобы ЗДЕСЬ сдохнуть?!
— Я пришел сюда, чтобы убить тебя, щенок! Я пообещал тебе, что найду и убью! Ты зря явился в эту весь, из нее тебе уже не сбежать!
— А мне и не по нраву бегать, командир! Я часом в настрое надрать мягкое место и тебе, и всем твоим пугалам в форме!
— Ну нет, щенок! — слышно было, как командир засмеялся. — Вот на этот раз ты погорел! Скоро твою башку прикатят ко мне, слышишь?! Я ее привяжу на передок своей машины, чтобы тебе было виднее, когда мы войдем в Рысье Логово и чтобы ты мог сполна полюбоваться, что мы там сделаем!
— Поглядом на собственные уши любуйся — то скорей увидишь, чем мою голову! — смеялся Гоймир. — Но коль уж ты так резво охоч до голов, так я тебе их буду подсылать — жди, только будут это головы твоих бойцов, а подсчитывать я их зачну с первой вашей вылазки! Жду!
— Тебе недолго остались ждать, щенок! И жить — тоже! Готовься подохнуть!
Как ни странно, утром атаки не последовало. Йерикку и его команду вообще разбудили женщины, притащившие на позицию завтрак.
— То война добрая, — заявил Богдан, поедая копченое сало с хлебом — на закуску после гречневой каши со здоровенным кусищем свинины. Олег подтвердил согласие мычанием. Йерикка и Твердислав вообще были слишком заняты, чтобы даже мычать.
Ви-и-иу-ум-м… трах! В пятнадцати саженях левее встал черный куст разрыва.
— Фугас! — Йерикка поперхнулся, бросил миску и крикнул присевшим женщинам: — Марш отсюда! Началось…
К счастью, артиллеристы противника не засекли людей в клуне — разрыв снаряда, был пристрелочным, остальные ложились в саму весь. На глазах у Олега один из домов разлетелся — словно карточный домик, по которому щелкнули пальцем — на сотни пылающих обломков. Выглядело это скорее странно, чем страшно. Мальчишка заставил себя отвернуться от деревни и посмотреть вперед — туда, где проходила линия обороны.
— Да что ж они весь палят, а не завалы да не окопы? — спросил Богдан. Видно было, что ему не по себе. Олег понимал друга. Обстрел унижал. Со снарядом нельзя воевать. Он попадает… куда попадает. И убивает труса и отважного, ветерана и новичка… Он низводит умение воевать до пустого места. До тупого, равнодушного ожидания…
— По веси лупить выгодней, — криво усмехнулся Йерикка. — Там склады, там припасы, укрытия, а главное — там семьи. Удар по ним — удар по боевому духу.
— Мразь нечистая, — процедил Твердислав. Йерикка усмехнулся:
— О, так ты только сейчас это понял?
