плохо, значит, не ищи оправдания и причину, а не повторяй ошибок, не делай. Поддаться же отрицательным энергиям самое простое, как и списать на них свои минусы, но это их умножит, а плюсы не прибавятся.
Локтен лежал на груде битого кирпича и опасливо поглядывал на женщину.
– Вставай, – посоветовала.
– Тебя все равно не выпустят, – заметил он осторожно, нехотя поднимаясь.
– Уже, – напомнила. Доктор поморщился, то ли от ее слов, то ли от вида испачканной медицинской формы, в которой ему предстояло провести минимум еще час. Что их быстро найдут, он не сомневался. – Поиграем в прятки, – заявила Стася, оглядев развалины кого то здания и посмотрев в небо, где уже были видны первые десантники.
Ничего, еще покувыркаемся, – подбодрила себя: попадать в руки «Фрактала» вновь она не собиралась при любом раскладе.
Фил скривился:
– Никуда я не пойду…
Русанова без слов сделала подсечку и вывернула ему руку за спину, надавила ребром ладони на локоть:
– Две секунды на раздумья.
– Иду!!…
– Тогда вперед, – выпустила, приподняла за ворот и подтолкнула в сторону развалин. – Резвее доктор.
– Тебе не уйти…
– Смените мотив.
Мужчина замолчал, с трудом пробираясь по битым камням в затхлость и полумрак полуподвала.
– Как снять магнитный штрих? – спросила Стася, понимая, что по нему ее легко вычислят, пройдя по показателям датчика.
– Никак, – буркнул, с брезгливостью оглядывая груду битого кирпича, стекла, дохлую крысу, стены изъеденные плесенью.
Русановой же было ровно на антураж запустения, у нее другая цель была – скрыться, затаиться, потом допросить доктора, найти ребят, а если не получиться, самой пробраться в водораспределитель, в зону ледников, в конце концов, и запустить вирус через воду, чтобы она хоть немного очистила этот мир от скверны.
А потом… а вот что потом, уже частности.
Она подобрала стекло, оттерла пыль и полоснула им себе по вене, на том месте, куда ей поставили штрих код. Времени на более лояльную дезактивацию не было.
Локтен с ужасом уставился на нее, запнулся:
– Ты?… О о!
– Двигайте ногами, доктор, – бросила, срывая один рукав с рубахи, принялась перетягивать им запястье, не останавливаясь и не давая остановиться мужчине.
– В тебе нет чувства самосохранения!…
– Спасибо, мы друг о друге не скучаем.
– Ты ненормальная!
– Благодарю за комплимент, – хмыкнула. – Перестаньте оглядываться, двигайтесь, доктор.
– Зачем ты это сделал? Это больно, глупо!
– Зато быстро. Раз и датчики не работают, – сплюнула нитку от ткани, затянув зубами узел на руке. – Что это за склеп? – кивнула на кирпичные стены, побитые временем и мхом.
– А я здесь живу?! – возмутился Локтен. – Эта зона для отбросов общества!
– Асуров? Прекрасно, думаю, вам будет полезно ознакомиться с ними.
– Не собираюсь!
Стася приметила довольно крепкую палку, подобрала и примотала к ней остатками рукава стекло. Получился то ли нож, то ли пика, но да другого оружия у нее нет, а арсенальная далеко.
Локтен боязливо покосился на самопальное оружие, на чокнутую и вздохнул:
– Не понимаю, зачем бегать? Бессмыслица!
– Не люблю, когда меня с подопытной крысой путают. Обидели вы меня, доктор, – оскалилась. Фила перекосило:
– Можно договориться…
– Можно. Но сложно. У вас датчик есть?
– А?… Естественно…
Русанова толкнула мужчину к стене, схватила за руку и вскрыла запястье точно так же как себе. Фил взвыл, задергался, но из хватки женщины не уйдешь. Она рванула с него рубаху, разорвала и перетянула руку.
– Все!
– Ты!!… Ненормальная фурия!! Отброс!!…
– У тебя еще одна рука есть, – заметила тихо, холодно глянув на мужчину. Тот мигом смолк и съежился, прижав к груди пораненную конечность. В глазах стоял страх и непонимание:
– Такие как ты еще есть?
– Много, слава Богу, – заверила, не спуская с него тяжелого взгляда.
– Бога нет.
– Хорошо: слава Истоку, – согласилась и кивнула в сторону узкого прохода – трещины меж стен. – Топай.
– «Истоку», – поплелся, придерживая руку на весу. – Понять не могу, откуда вы можете взяться? Откуда ты? Все четко и понятно: фрактал отображает исток, уменьшаясь и доходя до минимума делает виток обратно, уходя в исток. Все приходит из него и все уходит в него. Это логично. Это доказано. Мы созданы по образу его, просто потому что иначе быть не может. Любое творчество, а мы процесс творчества истока, отображает творца. Естественно. Закономерно. Подобное творит подобное. Но ты не подобна, ты не такая как мы. Это видно. Это ясно. Тогда чей ты фрактал?
– Дитя человеческое.
– Нет. Человек не может вести себя вызывающе бездумно, рисковать и подвергать себя опасности как ты. В нем заложен механизм самосохранения…
– Самолюбования. В вашем случае.
– А в твоем?
– «Главное дело».
– Какое? Что тебе надо?
– Все равно не поймешь – ты мутант, как все ваше общество. Подобное к подобным. Ты о духовности слышал? О личном росте духовности, о моральном кодексе, вечных ценностях, о душе, о той самой полярной структуре, что как вода, либо загрязняется – утяжеляясь от черных мыслей и поступков, либо парит и излучает добро, любовь и понимание, не умирает сама и возрождает других?
– Диалектика.
– Нет – факт. Ваше общество лучшее тому доказательство жизни чисто клеточных организмов низшего порядка. Вы аккумулируете своей системой негатив и живете в нем, тонете сами – топите других. Агрессия для вас норма…
– Норма для любого существ, закон природы. Это рефлекс клеточного уровня:, следствие клеточной борьбы за выживание. Самый первичный инстинкт.
– Проявление низших инстинктов, инстинкт низкоорганизованной плоти. Вы возвели его в многократную степень. Разрушители сеющие вокруг себя разрушение, дестабилизируете информационную среду и та в ответ, дестабилизирует вас. Не вы руководите телом – оно вами руководит. Почему нет? Сферы духовные вам неизвестны, не нужны. Вы даже не знаете элементарного.
– Чего, например?
– Что клетка живет по тем же принципам, что организм целый, при этом оставаясь полностью автономной. Да смысл жизни – в борьбе, в покое есть только существование, и это всем известный закон дуальности мира – две крайности одного проявления, одного из проявлений.
