— Так сие не проблема. Сходим в лес, али на базар. Купцы ныне смышленые пошли, ветки сами на базар привозят. Боятся люди супротив царской воли идти. Особенно бояре, хорошо помнят, как государь им бороды стриг. А хочешь, я расскажу, как в прошлом годе встречали? И не дожидаясь, пока золотарь ответит, Аким продолжил:
— Помню, отец, царство ему небесное, привел меня в Успенский собор. Народу собралось уйма. Сам государь Петр Алексеевич, в сопровождении жены Евдокии и малолетнего сына Алексея, прибыл. Гвардия в синих мундирах с красными обшлагами, в высоченных ботфортах. Патриарх, покойничек, молитву читать начал во славу Христа. Царь батюшка поздравил всех с новым годом. Потом все на улицу вывалили, ну, там гвардейцы и стали из ружей палить. Батюшка сказал, сие называлось салют. Забава восточная. На улице холодно, но от всеобщего веселья, холод не чувствуется. Потехи огненные начались. У знатных людей во дворах маленькие пушки. Причем каждый боярин норовит шуму наделать как можно больше. Затем по улицам большим, где пристойно вплоть до седьмого генваря по ночам огни зажигают, кто из дров, а кто и из соломы. Помню, государь первый пустил ракету. Она, огненной змейкой извиваясь в воздухе, возвестила народу о наступлении Нового тысяча семисотого года. Аким замолчал, посмотрел на Ларсона. Улыбнулся.
— Может, в лес за елочкой пойдем?
На первый раз Ларсон предложил обойтись обычными лапами ели. Все-таки елка стоявшая в углу комнаты или даже во дворе, без рождественской звезды, стеклянных шариков, гирлянд и дождика выглядела бы как-то не так. А вот с лапами, было бы все гораздо проще. Если на дверь повесить, так вообще украшать не надо, а в комнате так там и одного пряника хватит.
Оделись, взяли топор. Андрес как-то не захотел доверять столь опасное орудие труда в руки подростка, не дай бог порежется. Вышли на улицу. Ближе к вечеру стало холодать. И тут Андрес вспомнил, что забыл взять рукавицы, он хотел, было уже вернуться, но Аким его остановил.
— Плохая примета, — проговорил он. Затем увидел вышедшего на улицу кузнеца и прокричал, — Микула. Тот повернулся на голос. Улыбнулся.
— Привет Аким, — проговорил кузнец. — Куда собрались?
— За еловыми лапами. У тебя рукавиц лишних нет, а то Андрей их в доме забыл.
— Лишних нет. Вот берите эти, — Микула снял рукавицы и протянул золотарю, — потом вернешь. А в лес я бы вам ходить не советовал, хорошие лапы можно и на базаре купить. Купцы народ ушлый сразу поняли, как можно денег получить. Андрес поблагодарил кузнеца и взял рукавицы. Надел. Рукам стало тепло.
— Мы так и поступим, — молвил он, — у меня еще остались деньги.
Лапы действительно оказались замечательные. Стоили они не дорого, так что Ларсон и купец остались довольны. Вернувшись, Андрес посовещался с Акимом. Решили поставить их в доме. В качестве вазы мальчишка предложил использовать один из пустых горшков. Ларсон полазил по закромам и нашел два заплесневевших баранка. Из камзола вытянул нитку и сделал елочное украшение.
— Петр Алексеевич приглашал меня на ассамблею, — проговорил он, разглядывая получившееся творение, — как думаешь, Аким, мне идти?
Паренек пожал плечами. Ларсон вздохнул, понимая, что ожидать что-то другое от мальчишки, которому от горшка два вершка (в прямом и в переносном смысле) не приходилось.
— Понимаю, — прошептал эстонец. — Видишь ли, с одной стороны государь пригласил, а разбрасываться такими шансами грешно, а с другой стороны я ведь не знаю как там себя вести, и что надевать. Аким удивленно взглянул на золотаря.
— Может мне за Ельчаниновым сбегать. Вряд ли он был на государевых ассамблеях, но о том, как там на них себя вести, возможно, и знает.
— Тогда уж Александра Даниловича, — вздохнул Андрес. — Он церемониймейстер ассамблеи. Да вот идти искать его, как-то боязно.
— Экий вы смешной сударь, — рассмеялся Аким, — он ведь с виду грозен. На самом деле душа компании.
— А ты откуда знаешь? — удивился Ларсон, — Тебе вон и лет то немного.
— Так я ведь всю жизнь при дворе. А Александр Данилович в пору, когда жив был мой батюшка, частенько к нам захаживал. Он ведь почти крестный отец.
— Эко ты сморозил, — фыркнул Андрес, — крестный отец. Тебе сколько лет было, когда тебя крестили. Или ты хочешь убедить меня, что он крестил тебя, когда он мальцом был?
— Так я же не в прямом смысле слова.
— Не понял я конечно, да ладно. — Махнул рукой эстонец. — Ты еще скажи, что ты сыну Петра Алексеевича лучший друг…
— А вы откуда знаете? — удивился Аким.
— Так ведь вы почти ровесники. Так что там, на счет крестного твоего?
— Могу сбегать за ним. Позвать. Он мне не откажет.
— Не надо, — раздалось со стороны дверей, — не надо тревожить Александра Даниловича.
Золотари повернулись на голос. В дверях, стряхивая снег с епанчи, стоял Ельчанинов.
— Не надо тревожить, — повторил он, — я сам все расскажу.
Он скинул плащ, повесил его на гвоздик, вбитый в стену. Ларсон даже обомлел, увидев того в мундире Преображенского полка.
— Вот приписали к Преображенскому приказу, — проговорил Силантий Семенович. Бывший стрелецкий офицер прошел к столу и сел на лавку.
— Меня тоже Петр Алексеевич пригласил на ассамблею, — проговорил он, — Вот я и сходил к церемониймейстеру и разузнал, как себя вести и что надеть, чтобы не выглядеть белой вороной. А теперь слушай.
Увеселительные собрания Петр Алексеевич начал устраивать с января тысяча семисотого года, когда повелел приглашать на них знатных людей с женами и дочерьми. При этом одежда на них должна быть немецкая, французская или английская.
Устраивали их обычно в течение зимы в домах вельмож, при чем хозяева гостей не обязаны были не встречать, не провожать, не занимать и даже не быть дома. Гости собирались после шестнадцати ноль- ноль и веселились, за играми, танцами и разговорами, аж до двадцать двух. Вход на такое вот собрание предоставлялся всем дворянам, военным и гражданским чинам, знатным чинам и старшим мастеровым людям. По какой причине в этот список угодил Андрес Ларсон, эстонец понять не мог. Вполне возможно, что был иноземцем, а они на таких собраниях играли выдающуюся роль.
Отличительной чертой собраний была чрезвычайная простота общения с государем. Сам Петр давал пример доступности, и часто гневался, когда тот или иной боярин вставал с поклоном при его появлении. Тогда он подзывал Александра Даниловича, у которого всегда был наготове кубок, наполненный белым вином. И бедному нарушителю ничего не оставалось, как осушить его одним залпом. Андрес чуть было не угодил под такое вот наказание, но его вовремя одернул Ельчанинов.
— Не положено Андрей, — прошептал тот, стараясь, чтобы кроме золотаря его никто не расслышал.
Комната хоть и большая, но дышать почти не возможно из-за облаков табачного дыма, что висели под потолком. По освещенному свечами залу прогуливаются между рядов гостей и приветливо с ними разговаривающая дама, лет двадцати восьми.
— Анна Монс, — прошептал Силантий Степанович, увидев, как заинтересовано, смотрит на нее Ларсон, — дочь немецкого винодела. Любовница государя, — тут стрелец поднес палец ко рту и прошипел, — тсс. Я тебе ни чего такого не говорил. Вон смотри, видишь того мужика лет пятидесяти в куртке и полосатых панталонах — это корабельный мастер. Государь его из самой Голландии выписал.
Между тем под беспрерывные звуки духовой музыки толпа двигалась. Все женщины сидели вдоль стен, в ожидании кавалеров и начала танцев.
— Пошли в другую комнату, — предложил Ельчанинов. — Я до танцев не охотчь.
— А что там? — поинтересовался Андрес.
— Государь. Плюс большая часть иностранцев, что сидят и важно покуривают глиняные трубки, да опорожняют такие же кружки.
