флот учудил. Мало нам татар, так еще со шведами войну учинил.
А между тем санный поезд въехал через ворота Преображенского дворца. Остановился. Шведы стали медленно выбираться из саней.
— Я к князю-кесарю, — прорычал Ельчанинов, затем пригрозил кулаком, — а вы стойте здесь. Пусть Ромодановский решает, что с вами делать.
Андрес оглядел деревянный терем. Именно здесь, потешаясь над стариной, и ломая прежний уклад, царь Петр стриг бороды. Тут его сподвижник и собутыльник Алексашка Меншиков, скорее всего, прячет, и будет прятать сундуки с наворованными сокровищами.
Ларсону хотелось курить. Он достал из-за пазухи трубку. Снял с ремня кисет и попытался высыпать содержимое. Увы, табак закончился. Андрес недовольно проворчал и вернул все на свои места. Сейчас, когда он приехал в Москву, и как только появится такая возможность, обязательно отыщет лавку, торгующую аглицким табаком. Тяжело вздохнул и взглянул на майора Паткуля, тот курил, при этом, приплясывая на месте, чтобы согреться. Его епанча сильно пострадала в дороге.
Князь Ельчанинов поднялся на крыльцо, и еще раз посмотрел на пленных. Он так и не смог для себя решить, повезло ему или нет, что государь назначил его конвойным. Что было-бы хуже, быть здесь в Москве или там под Нарвой. Уезжая, князь осознавал, что, скорее всего осада города проиграна. Из слухов, ходивших в лагере, ему было известно, что Карлус со своей тридцати двух, а не то сорока двух (все говорили по разному) армией, вот-вот должен был подойти к крепости, и зажать русских в клещи. Ельчанинов чувствовал, что при первом столкновении лоб в лоб, стрельцы и иррегулярная конница дрогнут, а весь удар придется принимать на себя Преображенцам и Семеновцам, которые только и научились под музыку маршировать, да со шпагами штурмовать крепости. Он слышал от князя Трубецкого, что солдаты не доверяют командирам немцам. Особенно герцогу де Круа, что был надменен и хвастлив.
Князь взглянул на немцев и улыбнулся. Из всех их только Ларсон представлял собой отличного человека. Незаносчивый. Гордость в нем, конечно, есть, но умеренная. Не даром государь на счет него отдельное письмо для Федора Юрьевича отписал. Он толкнул дверь и вошел.
В сенях князь Ельчанинов наткнулся на старого своего приятеля — полковника Квятковского. Вояки бравого, а собутыльника отменного. Князь даже сначала не признал его в новеньком немецком кафтане, к тому же тот сбрил бороду.
— Какими судьбами? — поинтересовался полковник, обнимая друга.
— Да вот из-под Нарвы, — ответил Ельчанинов, — пленных в Москву шведов привез.
— Ну, и как там?
— Что как. Когда уезжал, дела шли не шатко не валко. А сейчас только бог один и ведает. К тому же, за день до отъезда Ян Гуммерт к шведам переметнулся.
— Изменник?
— Увы. Но я спешу. Мне бы князю-кесарю пленных передать, да на постой к какой-нибудь молодке определиться.
— Тогда вечером приходи в наш старый трактир. Там и погуторим. А Ромодановского ты в царских палатах найдешь. Только ты бы сгоряча, не совался туда, князь-кесарь сегодня лютует.
— Спасибо друг.
Князь Ельчанинов, еще раз обнял приятеля и прошагал в сторону царских палат. У дверей сдернул стрелецкую шапку с головы и приоткрыл дверь. Князя-кесаря он застал за беседой с боярами. Ельчанинов прокряхтел, стараясь привлечь его внимание. И это у него получилось. Ромодановский перестал кричать на бояр, и повелел им оставить его, когда же дверь за последним из них закрылась, спросил:
— Из-под Нарвы? Ельчанинов кивнул, и достал из дорожной суммы письмо.
— Ну, что там? — проговорил Федор Юрьевич.
— Тяжело, — вздохнул князь. Ромодановский развернул письмо пробежался по тексту и сказал:
— Пленных шведов привез. Так. Значит, совсем там Петруше плохо приходится. Гуммерт предал. Говорил я ему, не разумному, бери русских воевод. Так нет, все немцев привлекает. Что мне теперь со шведами делать. Не в казематы же их сажать. Задачу ты задал мне царь-батюшка, ох задачу. Федор Юрьевич замолчал. Дочитал письмо и спросил:
— А что это за гусь такой Андрес Ларсон?
— Золотарь его величества. — Сказал князь и улыбнулся.
— Карлуса? — уточнил князь-кесарь.
— Да нет Петра.
— Ну, что ж всех шведов, окормя Ларсона, отправь на Кокуй. Ельчанинов хотел, было уже идти, но Ромодановский его остановил:
— Не спеши.
Князь-кесарь подошел к столу. Склонился над листком бумаги. Что-то быстро написал, свернул и протянул конвойному офицеру.
— Отдашь это племяннику Лефорта. А он уж сам решит, как с пленными поступить. А сейчас ступай. Уже у дверей, он вновь остановил князя.
— Пришли сюда этого золотаря, — молвил Федор Юрьевич. — Эко Петруша учудил, — хихикнул он, когда дверь за стрельцом закрылась.
Не знаю, что ощущает человек оказавшийся в царских палатах, где по краям стен стоит вереница лавок, а в самом дальнем конце зала от низких дверей, в которые и войти можно только нагнувшись, стоял резной деревянный позолоченный трон. Но чувства, овладевшие Андресом Ларсоном, были ему немного знакомы. Казалось, что он очутился в кабинете начальника, когда от того ожидаешь всего что угодно. Князь-кесарь тучный человек среднего роста в венгерском кафтане, оглядел его с ног до головы и проговорил:
— Хорош. Ох, хорош. Потом встал с трона и подошел поближе.
— И чего это государь решил тебя в золотари назначить. Не надо не говори, сам понимаю. Я не Петр Алексеевич, о тебе ни чего не знаю, так что прежде чем допустить тебя к твоей службе во дворце, хотел бы узнать о тебе побольше. Так что не стесняйся и рассказывай все. Нет у меня желания в нашей беседе прибегать к помощи заплечных дел мастеров. А они люди такие, что и мертвого смогут разговорить. После этих слов сел на трон.
— Ну, начинай.
«Вот она судьба, — подумал Ларсон, не сводя глаз с Федора Юрьевича, — придется вновь рассказывать ту же самую историю, что я поведал Петру Великому. Как шпион вынужден врать и сочинять. Ладно, тот, это делает, чтобы ввести в заблуждение, но я то должен делать это, чтобы выжить. Скажи я им правду, что попал сюда из прошлого, и клещей ката[11] мне не избежать. И мне тогда, но уже под пытками придется врать».
Андрес вздохнул и поведал ту же самую историю, что рассказал государю. Упомянул и про свой бизнес. Когда он это сделал, Ромодановский, как и тогда в рыбацком домике Петр, попросил объяснить, что это за мастерство такое, а когда теми же словами Ларсон объяснил, засмеялся. Казалось, что вот-вот тот лопнет со смеха.
— А я гадаю, с чего он тебе должность такую предложил. — Когда смех прошел, уточнил, — а в лагерь то Петруши, как попал?
До встречи Андреса с солдатами Шереметева, ему вновь пришлось сочинять. Хотя честно выдумки там было не так уж и много. Он только «Мерседес» на карету заменил, добавил пару слуг, приплел болото, в которое его завез кучер. Ну и добавил, что ехал по делам в Нарву. На вопрос, знал ли он, что крепость была уже второй месяц в осаде, Ларсон прикинулся дурачком, сославшись на то, что попытался бы незаметно проскочить. Потом описал, как его взяли солдаты.
— М-да, — молвил Федор Юрьевич, когда тот закончил свой рассказ, — сказки ты складываешь складно. Да вот только я тебе не верю. Петр поверил, так молод он и зелен, а я вот не верю. Но раз государь направил тебя сюда, службу золотаря справлять, так и быть обойдемся без заплечных дел мастера. Сделаем вид, что и я поверил. Да вот только учти, мои люди за тобой следить будут.
