На третьем этаже в распахнутых настежь дубовых дверях поджидал их вездесущий Бурдюк.
– Сюда, сюда-с… Ждем-с!
Огромными пустыми, мертвыми комнатами они прошли в комнатку неожиданно маленькую, уютную, оклеенную веселыми голубыми обоями.
«Детская», – как по наитию понял Егор.
Вдоль стен здесь стояли шесть кроватей: три у одной стены, три у другой. Стекла в окне были, конечно, выбиты, и дул несильный сквознячок.
– Располагайтесь, прошу. – Генерал хозяйски повел рукой. – Не прислать ли кого в ваше распоряжение? Могу рекомендовать своего ординарца, малый изрядный, расторопный и не болтун.
– Спасибо, ваше превосходительство. – Павел улыбнулся. – Ординарца не надо, а неплохо бы того, которого мы повстречали там. Он, кажется, у вас огнеметчиком служит.
Генерал строго повернулся к Бурдюку:
– Кто таков?
Тот заплясал на месте от рвения:
– Есть такой! Кобылий Кирпич! Из мобилизованных.
– Да-да! – обрадовался Забелин. – Он самый. Так распорядитесь, пожалуйста.
– Обеспечь! – распорядился генерал. А гостям деликатно: – Ну-с, не смею вам мешать. Счастливо отдохнуть!
И щелкнул каблуками – сабельно лязгнули шпоры. Затем он поправил бабочку, и Егор только сейчас заметил, что рука у него холеная, с тщательно обработанными, но не слишком чистыми ногтями.
Полуприкрыв дверь, генерал удалился; долго еще слышалось слабеющее звяканье шпор по паркету.
Княженцев положил автомат и с огромным удовольствием обрушился на ближнюю к окну кровать.
– Ух-х! – всласть выдохнул он. – Кайф, братцы!..
Братцы, похоже, княжеских простодушных восторгов не разделяли. Они как-то неуверенно стали разбредаться по комнате, подходить к кроватям – Юра зачем-то подошел к одной, взялся за железную спинку, потряс ее. Лицо его выразило тягостное непонимание происходящего.
Егору же, наоборот, неизвестно отчего сделалось легко и беззаботно.
– Да плюньте вы, Юра! – сказал он. – Ну, промахнулись, бывает. Прорвемся!
Юра сложно этак повел бровями, носом, верхняя губа дернулась. Он сел на кровать.
– Да ведь… – уныло молвил и не закончил.
– Что? – Егор вскинул брови.
– Скверно.
– Не надо опускать руки.
– Я не опускаю. – Юра вздохнул. – А все-таки дурак я.
– Ну вот, надо же, экая самокритика! – рассмеялся Егор. – Ладно уж, скажите: умный!..
– Если умный, то задним умом, – вяло улыбнулся Юра. – Теперь-то я, конечно, вижу… А тогда я в таком восторге был, что наконец-то… Старался не замечать, думал, мол, ерунда. Ан нет, не ерунда!
– Как-то туманно говорите, тёзка, – удивился Княженцев.
Юра откашлялся и изъяснился более внятно:
– Когда наконец-то всё совпало, и мы все пошли к дольмену, я там, сидя внутри Юры, так ликовал, так уж ликовал… Это сладкое слово свобода! И не замечал, что ситуация-то вокруг складывается аховая… а уж если честно, то старался не замечать. Думал: пронесёт. Но – бац! – не пронесло. Эта нечисть все-таки загнала нас куда-то не туда.
Аркадий присел на соседнюю с Юриной кровать. Пружины тихо скрипнули.
– Вы имеете в виду те наваждения, которые случились там… в части, и позднее, по дороге? И уже там, на склоне?..
– И их тоже.
Здесь Юра помолчал, как бы не решаясь: говорить ли, не говорить нечто… Решился:
– Помните, там. в части, когда темень пришла, и всякая нечисть… и покойник стал смотреть на вас?
– Почему на вас? – сразу поправил Егор. – На нас.
– На нас, – согласился Юра. – Но вы помните?
– Ещё бы! И хотел бы, да не забудешь. Вы ещё сказали тогда, что это, мол, утопленник.
– Это Юра-первый сказал. Но абсолютно верно. Это утопленник. И вы его знаете.
От этого сообщения все малость обомлели, однако Аркадий моментально догадался:
– Семён?..
