радужными перспективами. Нам бы закрепиться там, организовать несколько конвоев в дикие земли, а потом посмотрим. Если дело выгорит, то уже я, а не политиканы и военные, смогу диктовать свои условия. Вот, кстати, мы и приехали.
Электрокар Подольских притормозил на зеленой лужайке, около одноэтажного строения серого камня, стены которого так плотно опутывались плющом, что создавали впечатление не то что древности, а ветхости строения.
Увидев наше со Славиком недоумение, старик вновь довольно рассмеялся.
— Это уже мои биологи постарались, — пояснил он, кряхтя выбираясь с водительского сиденья. — Дом был построен с таким расчетом, чтобы на любой, даже самый притязательный взгляд казаться старинным до чертиков. Такой он, вы понимаете, только с виду. Внутри же есть все удобства и блага современной цивилизации, с которыми, чем старше становишься, тем тяжелей расстаться. Вы еще молодые, полные сил и бесшабашного энтузиазма. Я же настолько свыкся со всем, что меня окружает, что дня себе не могу представить без удобного кресла-качалки с пледом по вечерам и бокала вина перед сном.
Преодолев парадную дверь, мы оказались в маленькой, скромно обставленной гостиной, овальный стол в которой уже был накрыт на три персоны. Тосты, масло, яйца всмятку и ароматный кофе в белом фарфоре среди накрахмаленных салфеток только и дожидались нашего прихода.
— Присаживайтесь, — кивнул Подольских в сторону накрытого стола, — а я на пару минут вас оставлю. — И исчез в недрах дома, предоставив нам самим разбираться с маленьким благоухающим праздником желудка.
Усевшись за стол, мы принялись разливать кофе и мазать тосты маслом, то и дело поглядывая на дверь, за которой исчез хозяин дома. Подольских, впрочем, не заставил себя долго ждать, появившись на пороге уже в халате и мягких тапках на босу ногу, и, плюхнувшись на свободный стул, с воодушевлением принялся расправляться с вареным яйцом.
— Извините меня, господа, стариковские привычки, — пояснил он свой внешний вид. — Как ни крути, но за десятки лет я привык завтракать в халате, и если могу себе позволить эту маленькую слабость, то почему бы и нет.
— Вольному воля, — кивнул я, пробуя свежезаваренный кофе. — Так что по поводу вопросов?
— Экий вы любопытный, — хмыкнул Семен Петрович, цепляя краешек облупленного яйца ложкой. — Вроде уже все тайны мира вам открыл, а им все мало.
— Позвольте все-таки полюбопытствовать, — не спешил сдаваться я.
— Извольте. — Старик присыпал яйцо из солонки и отправил ложку в рот. — В конце концов, предупрежден, следовательно, вооружен.
— Куда делся мой предшественник? — задал я занимающий меня с недавнего времени вопрос. — Не оправдал доверия?
— Почему же, — меланхолично пожал плечами Подольских. — Оправдал. Очень даже оправдал.
— Тогда почему же его отстранили? — продолжал напирать я.
— А он сам отстранился, — выдал как ни в чем не бывало старик. Прикончив яйцо, он отставил пустую скорлупу в сторону и переключил свое внимание на тосты. — Вы только не поймите меня превратно, Андрей был талантливый финансист и гениальный делец.
Слово «был», произнесенное новым шефом, заставило навострить уши.
— Рохля только на поверку и трус, — закончил перечислять достоинства своего бывшего подчиненного Подольских. — Голову ему отрубили.
— Это же как отрубили? — Лицо Зимина вытянулось, а аппетитная булка застыла в воздухе, так и не добравшись до рта.
— Как-как? — помедлил с ответом старик. — Начисто, мечом. Большой такой меч был, двуручный. Его сначала повесить хотели, но Его Величество смилостивился и избрал для него почетную смерть через отсечение головы. Как-никак иностранный представитель, налогоплательщик и вообще рубаха-парень. Виселица, она что? Она для простолюдинов, знать же либо топором, либо мечом казнят. Последнее самое почетное.
Больше, впрочем, от Подольских добиться ничего не удалось. Разговаривали о погоде, о кулинарных пристрастиях, разговор одно время даже зашел об исчезающих видах животных, в сохранении которых концерн миллиардера принимал самое живое участие. За неспешным течением беседы минул час, затем второй и, наконец, настало время выдвигаться.
— До площадки переброски я вас доставлю на своем каре, — пояснил старик, выходя из дома, — но за красной чертой мои правила и пожелания заканчиваются. Там, — палец старика устремился в сторону горделиво возвышающейся черной башни из стекла и бетона, — оплот науки и высоких технологий.
— Инструкции будут? — наудачу поинтересовался я, усаживаясь рядом с Семеном Петровичем.
— Инструкции получите на месте, — кивнул тот. — На месте конечной переброски вас встретит мой человек, из местных. Вы легко узнаете его по гербу с буквой «П» в оливковых ветвях на пряжке его плаща. Он введет вас в курс дела, постарается прояснить все тонкости, ну и дать основы геополитики, конъюнктуры рынка и придворных интриг данного региона в как можно большем объеме. После того, как вы перейдете Рубикон, тайн и недомолвок для вас больше не будет.
— Чего нам стоит опасаться? — поинтересовался Славик с заднего сиденья.
Электрокар зажужжал и, тронувшись с места, неспешно покатил в сторону мифического портала на другую планету.
— Опасайтесь сомнительных сделок, трусости и шельмовать в азартные игры, — произнес Подольских. — Этого не любят нигде. Ни в нашем, современном и напичканном электроникой мире, ни в их, с грязными улочками, бородатыми выпивохами и древним оружием.
Красная черта действительно была. Тротуарная плитка серо-зеленого цвета, которой была выложена площадь вокруг черного здания, была разделена толстой, в три слоя, полоской красного кирпича, около которой мы и остановились.
— Вещи ваши уже на месте, — пояснил старик. — Идите к главному входу. Внутри вас встретит профессор Берк, он же проводит вас на площадку. Отчеты о проделанной работе будете посылать курьером раз в три месяца. Связь так же через врата. В теории можно пользоваться и радио, но пока волна дойдет от одной планеты до другой, мир сменит несколько зим и лет, и, боюсь, сами факты и цифры, указанные в депеше, перестанут быть актуальными.
Попрощавшись со своим работодателем, мы выбрались из кара и, перешагнув красную границу, направились к парадному входу. Автоматические двери начали расходиться перед нами, стоило подойти к ним чуть ближе. «Вот и все», — пронеслось у меня в голове. Если раньше можно было списать все на шутку, дать задний ход ввиду непонимания ситуации или просто сбежать, то сейчас, когда автоматика сводила за нашими спинами массивные толстые створки, путь назад отсекался окончательно. Жечь мосты, есть такое определение. Означает оно примерно то же, что сейчас происходило с нами. Я поежился, представив, что за моей спиной сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, наращивая темп, рождаясь из малейшей искры и, в конце концов, превращаясь в сплошную, пышущую жаром стену, разгорается пламя.
— Я Николя Берк, руководитель подразделения переброски персонала, — поспешил представиться появившийся из ниоткуда среднего роста мужчина в белом халате.
Вот только минуту назад передо мной никого не было, холл был холоден и пуст, и вот стоит он, вроде бы профессор, невзрачная и ничем не запоминающаяся личность. Встретишь такого на улице, внимания не обратишь, настолько обыденно выглядел мужичок в белом халате. Небольшой шипящий акцент позволял предположить в профессоре иностранца, но угадать родину руководителя подразделения переброски было крайне затруднительно. Так же как и внешность, акцент его был невыразителен и небросок. Не француз, те картавят, не немец, те рубят, будто лают, но европеец однозначно. Черты лица, цвет кожи, волосы, манера держаться, все свидетельствовало в пользу этой версии.
— Пойдемте быстрее, господа, — поторопил нас Берк. — Процесс запущен, отсчет идет. У вас будет ровно минута, чтобы пройти в дверь.
Лампочки в здании вдруг мигнули, все вместе, в один момент, будто черная башня вздумала игриво подмигнуть торговым представителям: не робейте, мол, ребята, еще не то будет.
— Перепад напряжения? — поинтересовался я, следуя за устремившимся по коридору профессором.
