что расправился он со шпионом очень оригинальным способом. Дождавшись, пока Марик отвернется, Басурман, стелясь по полу, рванул к согнутой спине противника. Десять метров, отделяющих хищника от жертвы он преодолел практическим мгновенно и схватив того своими мощными лапами за голову, попросту отделил ее от тела. Будто карандаш это был, который можно в руках переломить.
— Ну, ты даешь, — ахнул Денис. — Потерял таки наш Марик голову, и ведь не из-за женщины, а из-за гнилого нутра.
Ключи валялись около правой ноги мертвеца и, подобрав их, инженер наощупь, не без труда, разомкнул стальные браслеты.
— Нафига, нафига спрашивается, ты его убил? Оглушил бы просто, потом бы связали и допросили. Он же тут местный, рассказал бы что. Где пленные? Где Костик?
Мутант пренебрежительно рыкнул. Не лезь, мол, со своим рылом, знаю что делаю.
Встав на ноги Маликов, тщательно отряхнул комбез и, вернувшись за автоматом, вновь почесал затылок. Дверь, которую охранял мертвец, была явно не просто дверью. Точнее дверью-то она была, но вот что скрывалось за ней, явно было достаточно важным, чтобы выставлять в коридоре пост. Других охранников вокруг не наблюдалось, так что не оставалось ничего другого как взяться за дверную ручку и толкнуть дверь от себя.
Помещение оказалось самой взаправдашней операционной, а посреди нее на столе, закрыв глаза, в беспамятстве лежал командир. Черной формы, как с облегчением отметил для себя инженер, на командире не было.
— Да иди ты, — ахал Маликов, слушая мой рассказ, и в то же время, стараясь привести мои настрадавшиеся конечности в боеспособное состояние. Затянутые узкими пластиковыми жгутами они так затекли, что я не чувствовал пальцев. Массаж делал свое дело, постепенно превращая полное онемение в крохотное, а затем все более резкое и под конец непереносимое покалывание, пока, наконец, я не почувствовал, что если не заору, то сойду с ума. Вовремя подставленный под мое лицо кожаный ремень спас ситуацию, и я вцепился в него зубами будто бультерьер. — И думаешь, правду жирдяй говорит?
— Что ему врать? — пожал я плечами. — Ему врать никакого резона.
— Ну не знаю, — Маликов с недоверием покосился на дверь, в которой несколько минут назад исчез Басурман. — Убить всех человеков, это как-то не по-людски. Да и вообще, зачем улучшать человечество, если все равно ты хочешь его извести?
— Ты не понял, — кивнул я. — Главенство всему — это идея очищения земли от скверны, а именно от таких засранцев, как мы с тобой. Никчемные мы для них оказались, живем праздно, планету засоряем. Легче убить, чем прокормить, а потом, на новых грядках взрастить более качественный урожай. Что касательно улучшения, тут еще бабка натрое сказала. Вся эта разгонная дрянь, полученная, кстати, полностью случайно, как результат рухнувшего эксперимента, это своего рода улучшение для любого. Пусть твой мозг хоть трижды не подготовлен, а сделал укольчик и уже Альберт Эйнштейн тебе в подметки не годится. Только вот есть загвоздка.
— Какая? — глаза инженера светились неподдельным интересом. Идея приобрести супермозг, со всеми из этого вытекающими его явно заинтересовала.
— Состав инъекции действует на всех по-разному. Одни становятся гениями, другие слюнявыми идиотами.
— А как она подействовала на тебя? — сочувственно поинтересовался инженер. Охота колоть зелье у него явно поутихла. — Ничего не чувствуешь? Может, поглупел? Ну-ка, квадратный корень из шестидесяти четырех?
— Восемь, — отмахнулся я. — Хорош с шуточками своими дурацкими, а если честно, кроме вони, ничего не чувствую. Ну, может видеть стал получше.
— Не так уж здесь и воняет, — пожал плечами Денис, — сдобой просто пахнет из вентиляции. Видать кухня близко.
— Что-то там наш приятель поутих, — забеспокоился я. — Как бы господину профессору голову тем же макаром не открутили. Ты уж ему объясни, что рано. Мне бы с ним еще побеседовать.
— И точно, — инженер хлопнул себя ладонями по бокам и заспешил к двери ведущей в соседнюю комнату. Из дверного проема раздавались звонкие шлепки. Секунду помедлив, он заглянул внутрь, что-то сказал и тут же вернулся обратно.
— Все нормально, командир, — довольно кивнул он. — Развлекается Басурман. Прижал светлую голову к полу, и пощечинами охаживает.
— Как бы не замордовал, — вздохнул я. Ходить я уже мог, но вот передвигаться с той прытью, которая у меня была до этого, пока еще был не способен. Спрыгнув с операционного стола, я оперся на плечо инженера и похромал в сторону резвящегося мутанта.
— Что с ним делать будешь? — Как бы невзначай поинтересовался Денис.
— Что-что, — пожал я плечами. — Вытрясем у него всю нужную нам информацию, потом в расход. Не хватало, чтобы он тревогу поднял раньше времени.
— Может связать его проще?
Я внимательно посмотрел на Маликова и уже входя в комнату, бросил через плечо.
— Поверь мне, всем от этого будет только лучше. Закончив его жизненный путь, мы избавимся от редкой мрази с нацистскими наклонностями. Нам еще за это спасибо скажут.
Ситуация кардинально изменилась. На этот раз не я, а мой мучитель стал подопытным, но вести себя снисходительно, и щадить его я не собирался. Он-то меня не пощадил.
— Вот вам и превратности судьбы, — улыбнулся я. Сигареты из нагрудного кармана не вытащили, так что, вынув адскую палочку, я щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся. — Вы считали, что я белая лабораторная мышь, но мышь вдруг отрастила большие ядовитые клыки.
— Вы меня убьете? — Прохрипел Синицын, распластанный на полу под немалым весом жруна.
— Не буду лукавить, в живых вас оставлять мы не будем. — Кивнул я, поминутно массируя то правую, то левую кисть и чувствуя, как чувствительность в них с каждой секундой восстанавливается все больше и больше. — Но только от вас зависит, как вы умрете. Два способа есть, третьего не дано. Что же вы, милейший, не спрашиваете, каковы эти способы отхода в мир иной? Буквально час назад вы были словоохотливы, шутили, смеялись и отстаивали свою точку зрения. Куда все подевалось?
— Какие? — взвизгнул толстяк. Разговорчивости ему придало острое шишковатое колено мутанта.
— Способа два. — Улыбнулся я. — Первый, самый безболезненный и предпочтительный для вас. Пуля в голову. Раз, и нет вас. Ни боли, ни страданий, ни агонии. Опять же, не встанете из мертвых и не будите смердеть по коридорам, пока, наконец, не развалитесь на куски. Второй хуже, и мы его применим, если вы честно и откровенно не станете отвечать на наши вопросы. О втором способе позаботится ваш старый знакомый, сержант Басурманов, тот самый, что придавил вас к полу, что жабу каток.
Если раньше профессор Синицын цветом лица скорее напоминал простыню, то после моей последней фразы он, похоже, обмочился. Едкий запах мочи ударил по моему донельзя обострившемуся обонянию, заставив брезгливо поморщиться.
— Страшно, профессор? — Поинтересовался я, стряхивая пепел на пол. — Это еще ничего. Представьте, как страшно было матерям, спасающим своих детей. Как страшно было бойцам, вставшим живым кордоном между толпой гражданских и беснующимися бешеными, почуявшими кровь. Вы даже не представляете, как было страшно, до ломоты, до икоты, тем несчастным, чье тело вы исковеркали своими мутагенами, обрекая на жизнь падальщиков. Страшно было и мне, когда вы начали, капля за каплей, вливать в меня свой стимулирующий раствор. Вот в этих случаях было страшно, а тут выход есть. Отвечаете честно и пуля в голову, в любом другом случае, вы будете упрашивать меня о смерти, но столь щедрый подарок я уже не смогу себе позволить.
— Хорошо, — сдался профессор. — Спрашивайте, только ради всего святого, снимите это с меня.
Мутант злобно рыкнул, но я только покачал головой.
— Не стоит, Басурман, подожди.
— Что вы хотите знать? — не вставая с пола, толстяк отполз в угол комнаты.
— Информацию, — кивнул я, — и быстро. Вы отвечаете, мы оцениваем. Если что-то идет не так, в ход
