радовался непогоде, позволившей вплотную подобраться к неприятелю, не раз благодарил за нее Бога. Он прекрасно понимал, что в такую болтанку, когда борт любой надводной мишени то появляется над волнами, то исчезает под водой, попасть в противника крайне трудно. Тем более в верткий и небольшой миноносец. Но им повезло. Господь хранил их, во всяком случае, пока. Пробив брешь в линии охранения, «Изумруд» на всех парах стал уходить от японцев. Сообразившие, что имеют дело только с одним русским кораблем, самураи бросились в погоню. Миноносцы, развернувшись, стали захватывать русских в клещи, а крейсера устремились курсом наперерез, пытаясь отрезать «Изумруду» путь к отступлению. Русский крейсер, прыгая с волны на волну, отстреливался из кормовых орудий. Дважды ему удалось поразить миноносцы, которые слегка поумерили пыл. Кроме того, выстрелив правым бортом, «Изумруд» угодил в машину головного японского крейсера «Цану», заставив его застопорить ход. Остальные крейсера, преследовавшие «Изумруд» открыли в ответ ураганный огонь и смогли повредить одну из дымовых труб крейсера. Яшин, сплюнув в сердцах, приказал взять лево на борт, чтобы уйти из зоны обстрела, потому что скорость крейсера заметно падала. В этот момент случилось что-то доселе невиданное, описанное потом историками как неразгаданное знамение. Стоя на капитанском мостике, Яшин вдруг увидел, что небо над кораблем вспыхнуло ярчайшим пламенем, озарив все вокруг. Движение воды на миг приостановилось и гигантские морские волны замерли, словно заледенели. Посреди зарева капитан русского крейсера узрел две большие хищные птицы, которые, казалось, в одно и тоже время неслись друг другу навстречу с дикой скоростью и стояли недвижимо. На миг ему показалось, что это были птеродактили, жившие по преданиям когда-то на Земле, однако в ярком свете, капитан готов был прозакладывать собственную голову, бока неизвестных чудовищных птиц отливали металлом. Если бы это были творения Божии, то они были бы живыми. Поэтому, когда занемевшая от ледяного липкого страха рука капитана вновь стала чувствительной, он истово перекрестился, упав на колени посреди мостика. Знамение, меж тем, тлело холодным ярким светом, словно зимний закат, и постепенно теряло свою яркость. Вскоре оно и вовсе погасло, оставив в душах моряков смятение и страх. Волны вокруг обрели свою прежнюю силу, море всколыхнулось, но люди на всех кораблях продолжали пребывать в сомнамбулическом состоянии, тупо смотря на небо, снова ставшее иссиня-черным, словно ждали повторения знамения или конца света.
Когда первые мысли стали посещать абсолютно пустую голову капитана Яшина, и он, машинально взяв бинокль, осмотрел окружающее море, то обнаружил что корабль был совершенно один посреди бескрайних просторов. Уже наступил рассвет и над водой молочной кисеей висел легкий утренний туман. Судя по всему они находились еще в проливе, но уже где-то недалеко от выхода из него. Еще немного и будет рукой подать до родных берегов. Впереди почти реальной надеждой замаячил Порт-Артур. Яшин приказал произвести осмотр всех повреждений. Ожившие словно после зимней спячки матросы сначала медленно, а затем все быстрее, забегали по кораблю, осматривая все пробоины и поломки. К счастью попадание в дымовую трубу не задело паровых котлов. «Изумруд» немного терял в скорости хода, но все- таки мог двигаться достаточно сносно. Была повреждена артиллерийская башня левого борта, убито пять матросов и один офицер, канонир Копылов ранен в ногу. В целом крейсер по-прежнему продолжал представлять из себя боевую единицу русского флота. Узнав о реальном состоянии дел, капитан Яшин приказал развить максимальный ход, на какой только был способен «Изумруд» в нынешнем состоянии. Крейсер усердно задымил и устремился в сторону родных берегов.
Окончательно придя в себя, Яшин приказал принести завтрак прямо на мостик. Он не успел еще допить первую чашку кофе, чей аромат пробудил в нем неуместные сейчас воспоминания о петербургских салонах и приемах, как завтрак его, едва начавшись, был прерван.
– Слева по курсу дымы! – доложил впередсмотрящий – четыре тяжелых броненосных крейсера типа «Асахи» и один броненосец, Ваше высокоблагородие. На броненосце поднят адмиральский флаг.
– Ну вот, – отрешенно подумал Яшин, допивая кофе, – нарвались на самого главнокомандующего японской эскадрой адмирала Того.
– Ваше высокоблагородие, – продолжал докладывать дозорный, – справа по борту дымы, похоже на флотилию миноносцев.
Яшин безразлично посмотрел на почти спокойную гладь моря, такого манящего в мирное время, и такого чужого сейчас. От ночного шторма не осталось и следа, лишь белые барашки кое-где украшали невысокие волны. Снова промелькнули перед глазами кадетские годы, первый выход под парусом на Балтике. Вспомнился далекий Петербург, горбатые мосты, нависшие над узкими каналами, Адмиралтейство, Таврический сад. Странная мимолетная улыбка озарила лицо капитана. Не торопясь он достал из кармана кителя пачку крепких папирос «Дункан». Закурил, с наслаждением затянулся и, наконец, произнес:
– Передать мой приказ – кораблю готовиться к бою.
Засвистела боцманская дудка. Матросы завозились у орудий, подготавливая крейсер к последнему сражению.
– Хана нам, братцы, – сказал на нижней палубе раненый в ногу канонир Копылов, – на самого Тогу набрели.
– Ваше высокоблагородие, крейсера отделились от броненосца и полным ходом идут нам наперерез, – докладывал дозорный Степцов, – миноносная флотилия начала заходить в тыл.
– Носовому орудию сосредоточить огонь на ближайшем крейсере «Мицуи»! – приказал Яшин, – машины на полный ход, курс – флагманский броненосец «Асама».
Через десять минут японские крейсера вошли в зону досягаемости пушек «Изумруда». Первый же залп снес мачту на «Мицуи».
– Молодцы, канониры! – обрадовался Яшин. В ответ японцы открыли мощный огонь по обнаглевшему русскому крейсеру. Море вокруг «Изумруда» вспенилось от посыпавшихся как град бронебойных снарядов. То тут, то там к небу взлетали фонтаны воды. Разогнавшись, «Изумруд» шел на сближение с «Мицуи» под таким углом, что орудия остальных трех крейсеров давали большой перелет. Пристрелявшись, «Мицуи» все-таки угодил в кормовую трубу русского крейсера. Со страшным грохотом она рухнула на палубу, изуродовав надстройки и раздавив десятерых матросов. «Изумруд» снова замедлил ход.
– Машины на полную! – орал Яшин, – огонь по «Мицуи», подавить его носовую башню.
– Сейчас, сейчас, – бормотал наводчик Кошкин, – мы тебя поджарим, япошка хренов.
Носовое орудие «Изумруда» повернуло на двадцать градусов влево, выцеливая шедший на сближение на всех парах «Мицуи». Но не успел Кошкин поймать в перекрестье оптического прицела нос японца, как палуба под его ногами заходила ходуном, и свет померк в очах. Двенадцатидюймовый бронебойный снаряд с «Мицуи» вошел прямо между орудий носовой башни «Изумруда». Башню сорвало с креплений и опрокинуло на палубу, раскуроченные орудия торчали в разные стороны. На носу крейсера начался пожар, так что даже капитанский мостик заволокло дымом. Следующим ударом «Мицуи» поразил «Изумруд» выше ватерлинии в середине корпуса. Левый борт крейсера покрылся черным дымом, а воздух пропитался едким запахом шимозы. Лейтенанту Головину осколком этого снаряда оторвало руку и отбросило ее на десять метров. Истекая кровью, он сидел на палубе и смотрел в шоке на свою руку, ничего не понимая. Благодаря набранной скорости изуродованный «Изумруд» выскочил из зоны обстрела японских крейсеров и устремился к флагманскому броненосцу «Асама». Не ожидавшие такой прыти, японцы посылали ему вслед один залп за другим, но никак не могли накрыть верткий крейсер.
На капитанском мостике флагманского броненосца в расшитом золотом мундире морского флота его величества императора страны восходящего солнца стоял сам адмирал Того. Он держал в руке подзорную трубу и следил за ходом боя своих крейсеров с русским, время от времени делая спокойным голосом замечания стоявшему рядом ординарцу:
– Капитана «Мицуи» после боя разжаловать в матросы.
Немного помедлив:
– Артиллеристов представить к наградам.
Увидев, что «Изумруд» прорвался, адмирал добавил:
– Посмертно.
Рвавшийся на бой с мощным броненосцем израненный русский крейсер очень нравился адмиралу. Крейсер был сейчас по духу чем-то похож на японских камикадзе. Адмирал Того даже немного пожалел, что капитан этого крейсера не служит у него во флоте, это был первоклассный воин. А пожалев, Того приказал:
– Огонь правым бортом.
