Глава третья
С мыслью о ней он проснулся. С мыслью о будущей встрече и со зверским чувством голода. Об этой стороне воздействия релаксатора на человеческий организм знали все — и те, кому случилось путешествовать по Галактике, и те, кому пережить такое путешествие не доведется никогда.
И потому через полчаса всех пассажиров ждал плотный завтрак — даже тех, кому через два часа покидать борт «Дорадо» и высаживаться на «планету дальнейшего пребывания».
Попутчик уже встал — сквозь перепонку, прикрывающую вход в душевую, доносилась «Песенка шута» из последней экранизации «Ивана Васильевича».
По ногам бегали мурашки. Осетр потянулся, не вылезая из релаксатора, сделал упражнение «велосипед», хорошо разгоняющее кровь после сна. Оттолкнулся руками от лежака и выпрыгнул на пол. Как пантера… Нет, как «росомаха»!
Два часа полета до «дыры», пересадка на местный шаттл тех, кто в эту дыру стремился, еще два часа в обычном пространстве — и новый прыжок, на этот раз уже к Дивноморью. Скука-с, дамы и господа!
Одна радость — за завтраком он встретится с Яной, и этой радости даже мегера не сможет помешать.
Чпокнула перепонка, и в каюте появился попутчик. Как и совсем недавно (недавно ли?), он был розовощек и благоухающ. Не слишком густые волосы его были аккуратно причесаны. Вот ведь дядька! Следит за внешним видом вовсе не потому, что того требует устав внутренней службы.
— С добрым утром, молодой человек!
— Здравия желаю, Сергей Петрович! — отозвался Осетр. И отправился в душевую, к новым мыслям о Яне.
Когда он вернулся, попутчик, уже одетый в черный костюм-тройку, белую рубашку и с пижонским галстуком-бабочкой, стоял перед зеркалом. Левый карман его пиджака украшал белоснежный платочек.
Да, еще как следит дядька за своим внешним видом! Впрочем, подобным старым пердунам ничего другого и не остается. Девушки их не любят, а бабушки им самим не интересны…
— Я двигаюсь в кают-компанию, — объявил попутчик, отходя от зеркала. — Есть хочется — спасу нет.
— Послерелаксационный синдром, — попытался объяснить Осетр, но дядьки уже и след простыл.
Только чпокнула перепонка люка.
— Вниманию господ пассажиров, — объявил интерком. — Приглашаем вас на завтрак. Кают-компании откроются через десять минут.
Времени было вагон и маленькая тележка. Десять минут!.. Для того, кто едва ли не каждый день выполняет команду «Казарма, сорок пять секунд — подъем!», десять минут — это сродни вечности.
Когда Осетр подошел с дверям в кают-компанию, толпа оголодавших пассажиров только-только начала втягиваться внутрь.
Попутчик помахал Осетру рукой с дальнего края кают-компании, но молодой человек сделал вид, что не заметил приглашающего жеста.
Стол, за которым он сидел в последний раз с Яной и мегерой Аней, был еще свободен — дамы задерживались. Правда, стоило Осетру сесть, как к нему приблизился некто патлатый и небритый в куртке без застежек:
— У вас свободно?
— Простите, занято! — отрезал Осетр. — Сейчас за этот стол сядут.
Патлатый немедленно убрался. Честно говоря, Осетр сказал бы такому «Занято», даже если бы не ждал Яну с мегерой. Не любил он подобных типов. У тех, у кого не причесаны волосы и не застегнута одежда, обычно и в мыслях бардак, а ни один «росомаха» бардака не терпит. На том стояла, стоит и будет стоять любая боеспособная армия. Правда, патлатый мог оказаться каким-нибудь художником, а у них бардак в волосах вовсе не тождествен бардаку в мыслях, наоборот…
Тут в кают-компании появилась Яна, и Осетр тут же забыл о патлатых художниках.
«Яна… — прошептал он мысленно. — Яна! Яночка!»
Удивительное дело, совсем немного времени прошло с момента их расставания, а сейчас Осетру казалось, будто минуло сто лет. Ладно, пусть не календарных, а световых, и пусть не сто… а сколько там?., но ведь минуло же!
Он встал, резко дернул головой в приветствии, отставил стул для мегеры (она взглянула на него гораздо благосклоннее, чем при знакомстве), потом для Яны.
— Вы очень любезны, офицер!
— А их, наверное, учат любезности, — сказала Яна.
Судя по тону, она была не в духе. Возможно, поспорила с нянькой, насколько приличной девушке допустимо опаздывать к завтраку после релаксационного дна. А может, ей уже наскучила компания нового знакомого. Кто их, этих великородных барышень, знает!
— «Росомах» несомненно учат этике светского общения, — сказал Осетр, поскольку не знал, с чего начать разговор. — Хотя в повседневной жизни мы подчиняемся требованиям устава.
Похоже, Яна и сама поняла, что ее резкость ничем не оправдана.
— Извините, Остромир! Не знаю, что на меня нашло…
Поскольку Осетр по-прежнему не знал, что сказать, он только учтиво кивнул головой.
— А скажите, офицер, — зато мегера сегодня была учтива, — вы откуда родом?
Наверное, ее за прошедшее с последней встречи время изрядно повоспитывали. Неужели Яна?..
— Если это не военная тайна, конечно.
— Нет, не тайна, — сказал Осетр. И зачем-то соврал: — Я родом с Белого Зимовья.
— А где это?
— В Приграничье. Рядом с Великим Мерканским Орденом. Около сотни световых лет от кордона.
— А ваши батюшка и матушка по-прежнему там живут? — спросила мегера.
— Мои родители погибли.
— Простите! — Мегера поджала губы. Осетр ответил сдержанным кивком.
— Мой отец был военным. Служил в дивизии, защищавшей Белое Зимовье. Планетарная артиллерия. На Зимовье напали пираты. Много лет в том районе Галактики свирепствовал тип без гражданства по кличке Джон Сильвер. Меня спас десант «росомах». Пираты бежали, мою мать они увезли с собой.
— А почему вы решили, что она непременно погибла? Может, ей удалось уцелеть. Так бывает сплошь и рядом.
— За нее не попросили выкупа. Пираты обычно похищают людей, чтобы получить за них выкуп. За мою мать не попросили. Правда, у нее не было родственников… А все родственники отца жили там же, на Белом Зимовье, и тоже погибли.
— Ну вот видите, — с воодушевлением сказала мегера. — Пиратам просто не у кого было просить выкуп. А тех, кого не могут выкупить, пираты продают в рабство. Ваша матушка наверняка жива. Трудится на какого-нибудь рабовладельца.
Эх, если бы это было правдой!..
Яна лениво ковырялась вилкой в тарелке с омлетом. Ей по-прежнему было наплевать на кадета. Да и на историю его несчастной семьи, надо полагать, тоже. Почему ее должна трогать достаточно распространенная в Приграничье история?
Впрочем, когда она, отложив вилку, глянула на Осетра сочувственно и сказала: «Поверьте, мне жаль ваших родителей», оказалось, что ей вовсе и не наплевать. И Осетр был ей за это благодарен, что, слегка запинаясь от смущения, и выразил.
— «Росомахи» взяли вас к себе? — спросила мегера.
— Да. Куда им еще было меня девать? И слава богу, потому что иначе я бы, скорее всего, не выжил.
