Пол под ногами чуть дрогнул.
Осетр посмотрел на часы. Было шестнадцать часов пять минут.
Если бы академика Соболевского не отвели в подвал и не заперли в пустой комнате, сейчас по разрушенному рабочему кабинету императора были бы разбросаны не только останки бывшего президента Академии наук Росской империи, но и самого Осетра…
Глава двадцатая
На следующий день начальник дворцовой охраны доложил императору о результатах взрывотехнической экспертизы.
Судя по всему, перед аудиенцией академик Соболевский проглотил бомбу, защищенную оболочкой, растворяющейся в желудочном соке. Наномеханизм подобной бомбы можно было настроить так, что процесс растворения, в зависимости от кислотности желудочной среды, срабатывал через строго определенный промежуток времени. Своего рода часовой механизм… Вот только обнаружить такое взрывное устройство можно было лишь с помощью вскрытия, имеющиеся дворцовые сканеры, как оказалось, его не брали.
— Вас очень своевременно предупредили, ваше императорское величество! — сказал Пименов, и в голосе его прозвучало неприкрытое удовлетворение.
— Своевременно, полковник, очень своевременно! — кивнул Осетр.
И подумал, что несмотря на фиаско с потерянными «туманными» возможностями, судьба вовсе не оставила своего избранника без призрения.
А еще через два дня к правителю с докладом явился министр имперской безопасности.
— Ваше императорское величество! — доложил он. — Это была попытка террористического акта, предпринятая одиночкой. Никаких связей между академиком Соболевским и великим князем Владимиром не выявлено. Контактов академика с мерканцами тоже не обнаружено. Соболевский вообще мало вмешивался в политику. Только в той ее части, что касалась интересов Академии наук.
Охлябинин был стопроцентно уверен в своей информации. А у Осетра не было причин не доверять его уверенности.
— Какие будут приказы в отношении семьи Соболевского?
Осетр еще вчера принял решение. Однако снова обдумал ситуацию.
С одной стороны, если такие вот террористы будут знать, что из-за их действий пострадают родственники, это отобьет у большинства из них охоту прибегать к подобным методам. С другой, по закону родственники ни в чем не виноваты. Сын за отца, как известно, не отвечает. Это краеугольный камень социальных отношений. По крайней мере, так должно быть…
Стоит ли ради собственной безопасности нарушать закон?
Да, многие императоры именно так и поступали. Но эти властители не были «росомахами». А мы — «росомахи»… Нам ни к чему насаждать в империи атмосферу доносительства и недоверия друг к другу. Это дает временные преимущества, но в будущем обернется колоссальными моральными потерями. А из истории хорошо известно, как моральные потери оборачиваются потерями материальными. Вплоть до утраты власти человеком, качнувшим нравственную обстановку в обществе в сторону наушничества. И я буду не я, если пойду по такой дороге…
— Нет, Иван Мстиславович. Семью трогать не надо.
Граф Охлябинин качнул бритой головой.
— Слишком уж вы великодушны, ваше императорское величество!
«Это я-то великодушен! — удивился Осетр. — Да кабы империи была польза от репрессивных действий в отношении Соболевских, я бы, глазом не моргнув, отдал соответствующий приказ. Да только не будет тут пользы империи! А польза властителя — не всегда польза страны».
— Это не великодушие, уважаемый Иван Мстиславович! Это — государственная мудрость!
Прозвучала сия реплика, несомненно, пафосно и хвастливо. Ну да и пусть! В конце концов, император Росский — почти мальчишка, у него еще молоко на усах не обсохло. Но старшие товарищи его всегда поправят, если требуется.
Пусть министр так и думает.
Возможно, Охлябинин так и подумал. Но поправлять мальчишку он не стал.
Глава двадцать первая
Проверка личных дел Насоновского и Мерзликина много времени не заняла, и уже на следующий день адмирал Барятинский и командующий РОСОГБАК смогли вернуться к возникшей проблеме.
— Никаких зацепок, Володя! — Барятинский развел руками. — Оба на хорошем счету. Ни в каких посторонних связях не замечены. Конечно, лучше всего было поручить проверку не кадровикам, а местным мибовцам, но даже если люди Охлябинина что-то и накопают, они в первую очередь доложат своему министру. А это нам с тобой совсем ни к чему! Если же агенты — провокаторы, подосланные именно МИБ, нам правды все равно не скажут.
ВКВ некоторое время изучал физиономию соратника, решаясь на кардинальный поворот в беседе. А потом сказал:
— Слушай, Пахевич… Помнится, ты говорил, у тебя имеются какие-то выходы на мерканцев… Нельзя ли подобраться к подозреваемым с этой стороны?
Адмирал закряхтел, на физиономии его появилась виноватая улыбка.
— Знаешь, Володя… Буду с тобой предельно откровенен! Я слегка приукрасил действительность. С одной стороны, хотелось поскорее прекратить твои колебания. А с другой, хотелось показать тебе, что я готов на все и пойду с тобой до конца. Я же прекрасно понимал, что среди моих людей наверняка есть агенты Ордена. Просто не может не быть, мерканцы всегда серьезно занимались разведкой. Потому так и сказал. Прости, ради бога!
«Детский сад какой-то! — подумал великий князь. — Вояка ты, адмирал, а не политик! Прямолинейный вояка. Тебе на абордаж ходить, а не интриги выстраивать… Но соратников не выбирают. Приходится принимать помощь от тех, кто готов ее оказывать. Привередничать не получится…»
— Ладно, — сказал он. — Твои побуждения понятны. Я не в претензии. Но в будущем постарайся не играть со мной в такие игры. Иначе я начну сомневаться в тебе.
«И ты лишишься моего доверия, — добавил он про себя. — Как и желанной должности командующего росским флотом».
Однако вслух произносить эти мысли не стоило.
— Как же нам разобраться с этими агентами? Ты все-таки потребуй от Охлябинина, чтобы прислал менталов. Если откажет, многое в ваших с ним отношениях станет окончательно ясно. Нам же пока надо думать.
— Надо думать, — отозвался Барятинский.
Будто эхо…
И тут к великому князю пришла блестящая идея.
— Слушай, Паша… А может, мне стоит поговорить с обоими кандидатами в мерканские агенты и рассказать каждому о конкуренте?
Адмирал задумался, почесывая правую бровь.
Наверное, так у него мозги лучше работали…
— Сомневаюсь я, ваше высочество, что агенты такого ранга в курсе, сколько человек завербовал Офис Добрых Дел среди подчиненного нам личного состава. Так что это может их нисколько не обеспокоить.
— А если все-таки обеспокоит?
Барятинский снова принялся почесывать бровь.
