французские гренадеры всегда славились своим упорством и силой. А фузилеры старались от них не отстать, ничем не уступить кичливым наглецам, получающим усиленное питание и надбавку к жалованию. Рукопашная схватка была жаркой и жестокой. С пороховым дымом мешался надсадный вой убиваемых и умирающих. Хотелось зажать уши, чтобы не слышать его. Я выудил из лядунки бумажный патрон и принялся заряжать "Гастинн-Ренетт", отвлекаясь от творящегося в десятке шагов кровавого действа. Однако продолжал внимательно следить за ним, какой же я офицер, если за ходом боя не слежу.
- Русский! - услышал я голос капитана Люка, командира вольтижёров, также в рукопашную не вступавших. - Лейтенант Суворов, строй своих ополченцев и поддержи меня.
К нам в тыл, обходя по левому флангу, устремилась вся вражеская конница. Её было не так много и потому Кастаньос не стал распылять силы, вложив все в один удар. В то время как гусары с казадорами атаковали отчаянно маневрировавших улан и егерей, драгуны устремились к нам, на скаку вскидывая к плечу карабины. Это не гусарские ружья, заряженные картечью, которые бьют нормально только в упор. Драгуны обстреляют нас, что называется, с седла, а потом обрушатся всей мощью на дрогнувшие от огня ряды. Ополченцы и вольтижеры в рукопашной не сильны, могут и не выдержать атаки кавалеристов.
- В три шеренги! - выкрикнул я, не напрягаясь и не вспоминая команды на испанском.
Барабаны ударили "перестроение в удвоенном темпе". Ополченцы начали споро, хоть и косясь на идущую неподалёку рукопашную схватку, строиться, а когда закончили, я скомандовал:
- За мной!
Теперь барабаны заиграли "ускоренный марш" и мы, как были, тремя шеренгами двинулись на правый фланг. Однако драгуны заметно опережали нас. Выстроившись в две линии, два эскадрона песочно-жёлтых всадников уже изготовились к стрельбе. И я решил рискнуть, привлекая к себе внимание драгун.
- Залп с ходу! - скомандовал я. - Выстрел - и в штыковую!
От волнения я едва не сбился с французского на русский. Диего быстро и точно переводил мои слова. Унтера доносили их до солдат.
- Fuego!
Наш залп по счастливой случайности практически совпал с залпом вольтижеров. Пули разили драгун. Они падали, часто вместе с лошадьми, создавалась кошмарная неразбериха. Драгуны не сумели выстрелить нормально. Карабины били в белый свет, как в копеечку, ранив нескольких вольтижеров и сбив с одного моих ополченцев двууголку. Однако, не смотря на это, драгуны оставались весьма большой проблемой. Ведь основной силой любой кавалерии всегда была рукопашная атака, а не огнестрельное оружие. Испанцы быстро оправились от слитного залпа, и теперь готовились налететь на вольтижеров со всей яростью. Их останавливало лишь наше присутствие на фланге. Атакуй они вольтижеров, мы ударим по ним, но и медлить с этим нельзя. Ведь мои ополченцы шли на них в штыковую.
Проблему выбора решили за драгун Серые гусары Жехорса. Выстроившись клином, они промчались на всём скаку мимо нас с вольтижерами и, пренебрегши мушкетонами, тут же устремились в рукопашную.
- Чего встали? - прикрикнул я на солдат. - Продолжать марш!
Вновь ударили барабаны. Заиграли флейты. Наши шеренги заняли свои позиции, и солдаты без команды принялись заряжать мушкеты.
Артиллерия с обеих сторон обстреливала вражеские тылы, и у наших шести шестифунтовок это получалось гораздо лучше. Продолговатые снаряды паровых орудий падали, где угодно, только не в наших рядах, что меня, надо сказать, только радовало. Лишь раз вражьи канониры, по счастливому для них, и несчастному для нас, стечению обстоятельств попали точно в цель. Снаряд пропахал несколько футов по рядам пехоты резерва, оставив за собой просеку из трупов и калек. Однако испанцы - это были солдаты верного Бонапарту полка - быстро сомкнули ряды, а фельдшера унесли с поля боя раненых и убитых.
- Per signum crucis de inimicis nostris libera nos, Deus noster, - разнеслась над полем молитва. - In nomine atris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.
В атаку пошли паладины Сантьяго-де-Компостела. Они ехали, выстроившись в две шеренги, без труб, под знаменем с таких знакомым и родным Святым Георгием, поражающим змия. В тяжёлых кирасах и стальных шлемах, никакого огнестрельного оружия, в руках вместо сабель и палашей настоящие длинные кавалерийские мечи, лишь у комтуров и самого лорда Томазо - тяжёлые шпаги. Быстро перестроившись в клин, паладины зашли во фланг герильясов и ударили с разгона, буквально сметя несколько десятков солдат. При этом пострадали и французские фузилеры, но на такие мелочи паладинам было, похоже, наплевать. Они обрушили тяжёлые мечи на головы герильясам, от них не спасали разнообразные кивера, что носили мятежники. Глубоко врубившись во фланг, паладины обратили в бегство множество герильясов. Те же, кто остался сражаться, сбились в плотные каре и гибли под ударами кавалерии и пехоты. Так поступали, в основном те, кому было некуда деваться.
Кастаньос, к чести его, не стал и дальше гробить людей. Трубы в его лагере сыграли отступление и резервы, в основном, пехота - проверенные временем и боями ветераны - двинулись прочь с поля боя. Они возвращались на годоево подворье, где можно укрепиться и даже такими силами держать оборону. Кавалеристы также поспешили выйти из баталии с наименьшими потерями.
В нашем тылу заиграли трубы - и за ними вдогонку устремился наш кавалерийский резерв. Эскадрон гусар Жехорса и дивизион испанских лёгких драгун. Их лошади были свежими, а сами они не дрались только что, так что судьба герильясов была незавидна. Меня это уже мало интересовало. Битва была окончена. Кастаньос повержен. Осталось только дождаться сигнала к возвращению в лагерь.
Однако отдохнуть в тот день нам было не суждено.
Едва мы успели вернуться в лагерь, как туда примчался всадник на взмыленной кобыле. Судя по мундиру, точней его остаткам, это был паладин. Он тут же был препровождён в шатёр лорда Томазо, а спустя ещё несколько минут туда вызвали полковника Жехорса. Он пробыл в шатре меньше четверти часа и вышел оттуда на удивление злым. Я не видел его настолько обозлённым ни разу.
- А, Суворов, - как и все французы, он произносил мою фамилию с ударением на последний слог, и второе вэ меняя на эф, - ты-то мне и нужен. Отправляйся в мою палатку и жди Люка. У меня будет для вас поручение.
Отправив за капитаном вольтижеров вестового, Жехорс вместе со мной вошёл в свою палатку. Мои попытки разговорить его он попросту игнорировал. Первым делом полковник налил два бокала вина, тут же выпив свой почти одним глотком, чего я от француза никак не ожидал.
- Пей, Суворов, пей! - сказал он, наливая второй. - Тебе нескоро, видимо, придётся попробовать вина!
Слова эти мне совершенно не понравились, но я предпочёл дождаться капитана Люка. Тот пришёл очень быстро, что меня весьма порадовало.
- Итак, господа, - обратился к нам полковник Жехорс, наливая третий бокал вина капитану Люка, - паладины требуют от меня людей для своих нужд. На их форт, расположенный в двух десятках миль отсюда напали. Именно оттуда прискакал тот самый израненный гонец. И теперь святоши требуют от меня не меньше двух рот для того, чтобы отбить его обратно. Они и сами пойдут туда, но для штурма более подходит пехота, так что лорд Томазо обратился ко мне и потребовал войска.
- При всём моём уважении, господин полковник, - возмутился капитан Люка, - но мои люди плохо подходят для штурмов. Мы лёгкая пехота и наша задача на поле боя...
- Я знаю, в чём состоит ваша задача на поле боя, капитан! - перебил его полковник. - Но гренадеры и фузилеры понесли слишком большие потери во время боя и сейчас вымотаны до предела. Посылать их на штурм крепости - преступление! А твои вольтижеры и ополченцы Суворова почти не принимали участия в баталии. Вы подходите лучше всего.
- А испанцы, что же? - поинтересовался я. - Они не желают помочь своим паладинам?
- Отчего же, - покачал головой полковник, никак не отреагировав на мою дерзость. - С вами отправиться батальон испанских гренадеров, тот, что не понёс потерь в бою. Но кто-то же должен прикрывать их огнём во время штурма. А вы - самые свежие солдаты, что есть у меня.
