ада, очень надеюсь, что большую часть - уже будучи мёртвым. Перспектива возродиться после смерти вечноголодным упырём, жаждущим человеческой плоти и крови, меня изрядно угнетала. Хотя будь я искренне верующим человеком, наверное, мне было бы куда хуже, посчитал бы, что эта какая-нибудь кара за грехи мои тяжкие, за пролитую кровь. Но и без этого, никаких тёплых чувств у меня перспективы не вызывали.
- Ну вот, собственно, и всё, господин штабс-капитан, - сказал, завершая свою речь, доктор Тотемагиер, с гордостью окидывая взглядом свою лабораторию.
Я же всю дорогу старался по сторонам смотреть как можно меньше. Но и того, что ловил мой взгляд, вполне хватало. Сотни человеческих тел на плоских столах с металлическими столешницами. Сваленные в кучу медицинские инструменты, наводящие на мысли об испанской инквизиции, о которой до сих пор ходят мрачные слухи. Канавки для стока крови, белоснежный пол с багровыми следами. Ну и, конечно, запах. Непередаваемый запах крови, висящий в воздухе, отчего тот стал густым как сироп, только сироп очень уж жуткий.
- Никогда ещё я не работал с живыми людьми. - Думаю, под окулярами глаза его, если они были, горели лихорадочно, как у безумца. - Раздевайтесь, junger Mann, и ложитесь вон на тот стол. Он вроде почище. Bitte, junger Mann, schneller.
На ватных ногах я направился к указанному столу. Рядом шагал фон Ляйхе и едва не припрыгивал от нетерпения доктор Тотемагиер. Мне хотелось растянуть эту "прогулку" как можно дольше, хоть и она не доставляла мне никакого удовольствия. Вот какие вы, мои последние шаги.
- Одежду можете бросать прямо на пол, - сказал мне Тотемагиер. - Только скорее, прошу вас. У нас не так много времени.
- Один вопрос, Herr Arzt, - сказал я, непослушными пальцами расстёгивая пуговицы сюртука.
- Сколько угодно, - кивнул он.
- Как скоро я умру? В первый раз. До возрождения в вашем, упырином, виде.
- Это будет зависеть от меня, - растянул губы в жуткой улыбке Тотемагиер.
- Долго, - неожиданно проскрипел молчавший до того фон Ляйхе. - Ты будешь умирать долго.
- Ну что же, meine Herren, - кивнул я, - благодарю за честность.
Эх, если бы не рука. Не моя левая рука, которая практически не работает. Как же не вовремя ввязался я в это дело. Но всё равно, терять мне более нечего. Нельзя же ложиться под нож, словно баран. Сняв сюртук, я вдохнул прогорклый воздух этой лаборатории полной грудью - и атаковал.
Сюртук полетел в маску фон Ляйхе, явно не ожидавшего такого от вроде бы смирившегося со своей смертью. Попал я очень удачно. Сюртук накрыл голову врага и тот принялся сдирать его с головы, однако он зацепился подкладкой за его фуражную шапку и маску. Я же, крутнувшись на месте, ударил кулаком по лицу Тотемагиера, метя в окуляры. Раздался звон, по пальцам потекла кровь, значит, попал удачно. Доктор взвыл, прижав руки к лицу, и упал на колени.
Я бросился к дверям, не тем, через которые мы вошли, а противоположные. Там должны быть серые солдаты, у них оружие, завладеть им и можно разговаривать с ними совсем по-другому. Караульные, действительно, были. Они как раз сунулись в лабораторию, посмотреть, что тут за шум. Первого я схватил за ствол мушкета и попросту вырвал его у опешившего солдата. Перехватил его обеими руками, я врезал второму прикладом в лицо. Серый дёрнул головой и сполз по стене на пол. Второй солдат быстро сориентировался и потянулся к поясу, на котором висел штык. Но я опередил его. Снова перехватив мушкет, я выстрелил от бедра в упор. Серый солдат схватился за живот, куда угодила пуля, словно пытаясь зажать дыру, проделанную в нём, или удержать льющуюся кровь.
Отбросив разряженное оружие, я не стал подбирать второй мушкет. Нужды в этом не было. Был бы хоть у одного пистолет - другое дело, а с длинноствольным мушкетом много не навоюешь. Я сдёрнул с пояса убитого штык и бросился бежать. Времени у меня было немного. Не станет Ляйхе долго возиться с моим сюртуком.
Я в подвале, а где может находиться подземный ход, как не здесь. Надо найти его и выбраться из замка, а после провести им остальных, не мытьём так катаньем выполнив задание. Осталась одна малость - найти этот потайной ход. В темницу и зал, приспособленный под лабораторию, он вряд ли ведёт, а если вёл в него, то, скорее всего, после переоборудования, его нашли и замуровали. Слишком уж опасно - подземный ход, ведущий в самое сердце замка, ради которого, все, похоже, и затевалось.
Я пробежал по, казалось бы, бесконечному коридору, нашёл две лестницы, одну вверх, другую вниз. Наверху мне делать нечего, значит, вниз. Самое перспективное направление, ведь даже темница моя находилась на одном уровне с лабораторией. Раньше, наверное, в том помещении, куда я спустился, не забыв закрыть за собой дверь, находился винный погреб. По размеру оно намного превосходило лабораторию доктора Тотемагиера, но было перегорожено множеством арок и колонн, поддерживающих низкие своды зала. На арках и колоннах этих сохранились медные, позеленевшие от времени таблички, на некоторых можно было даже прочесть названия вин, стоявших рядом с ними. А рыцари Ордена Девы Марии Тевтонской были изрядными любителями этого благородного напитка, если судить по сохранившимся надписям.
Именно эти таблички и навели меня на потайной ход. Он не был особенно скрытым, наверное, о нём знали даже рядовые братья-крестоносцы. На одной из колонн красовалась табличка с полустёршейся надписью "Dunkle Allee", вряд ли это название сорта вин. Теперь надо найти вход в эту аллею. И времени всё меньше. Скоро серые будут здесь. Закрытая дверь никого не собьёт с толку.
Словно отзываясь на мои мысли заскрипела дверь и раздались шаги. Судя по звуку, вошедший был один. Он притворил за собой дверь и прошёлся по подвалу. А потом заговорил, и кровь вновь застыла у меня в жилах.
- Ты здесь, русский, - проскрипел фон Ляйхе. - Я знаю, что ты здесь. Чую твой вонючий русский дух. Я найду тебя, и буду долго резать. Ты узнаешь, что такое боль. Хочешь знать, кто я такой и откуда? Могу рассказать, если тебе интересно.
Я замер рядом с колонной, прижавшись к ней спиной. По лицу стекал ледяной пот. Штыковая трубка стала скользкой. Левая же рука, привычно за эти месяцы согнутая в локте, упиралась в камень колонны. Именно локтем левой руки я нащупал странные выпуклости на камне. Их явно не должно быть там, на дефекты от времени не похоже. С усилием разогнув руку, я начал ощупывать их пальцами.
- Я не многим старше тебя, русский, - скрипел тем временем Ляйхе. - Но с самого детства я испытывал себя на прочность. Всё дело в том, что я не чувствую боли. Это болезнь, патология, как говорит Тотемагиер, не помню, как она зовётся по латыни. Я резал себя, жёг огнём и железом, протыкал стальными иглами разной длины и толщины. И ничто не приносило мне боли, не было никаких мучений. Я долго истязал себя и вот теперь вместо крови в жилах моих струится песок, ты видел его, а сам я по большей части уже не человек, но машина. Меня хотели назвать големом, однако именоваться в честь еврейского ублюдка, сделанного из глины и оживлённого иудейскими молитвами и танцами раввинов, дёргающих себя за пейсы... Нет уж, господа учёные, не бывать этому. Я буду Ляйхе, простым немецким Ляйхе! Никаким не еврейским големом, а Ляйхе!
И этот псих. Господи Боже, среди этих серых, хоть один нормальный человек, хотя бы относительно вменяемый, найдётся?
С такими мыслями, прислушиваясь к шагам Ляйхе, я ощупывал металлические заклёпки, откуда-то взявшиеся на колонне, к которой прижимался. Их было штук пять, по крайней мере, тех, до которых я мог дотянуться. Я надавил на первую, она поддалась, раздался тихий щелчок. Затем я надавил на ту, что расположена выше, снова щелчок. За ней последовали остальные. Часть стены, рядом с которой стоял я, отошла в сторону. Без характерного скрипа. Толи механизм отлично сохранился, толи его привели в порядок.
- Вот ты где, русский! - вскричал, если можно так охарактеризовать тот скрип, что он издал, фон Ляйхе. - Попался!
Я бросился в открывшийся проход. Скоро каменный пол замкового погреба сменился земляным. Я бежал со всех ног, думая только о том, что надо разорвать дистанцию между собою и Ляйхе. Этот сумасшедший немецкий труп с песком в жилах был в ярости. Я был уверен, что он воплотит свои угрозы в жизнь. Но вот за моей спиной захлопнулась потайная дверь - ход погрузился во тьму египетскую. И я замер, обратившись в слух, стараясь дышать как можно тише и реже. Ляйхе по природе своей не мог не издавать
