Он не обманывался на счет этой спокойной и набожной женщины. Он хорошо знал и ее и того, чья кровь текла в ее жилах. Членов этой семьи не стоило делать своими врагами.
– Вы уже говорили с капитаном о смене курса? – спросил Ухо. – Вы взволнованы.
– Нет… Но у меня есть причина для волнения.
– Что-нибудь случилось? Этот палач, вообразивший себя капитаном, что-то заподозрил?
– Он глуп, – женщина презрительно дернула узким плечом, – он ничего не заподозрит даже тогда, когда над этим проклятым миром протрубит казнящий ангел. Дело не в этом. Скажи, ты узнал того, кто сидит на цепи у грота?
– Рыжий, – уточнил Ухо, – капитан Харди Мак-Кент.
– Он спас нам жизнь, когда Перейра выкинул нас за борт, в старой шлюпке, почти без запасов еды и воды…
…Она это помнила. Слишком хорошо, слишком подробно. Господь учил прощать, и она искренне пыталась простить. И иногда ей даже казалось, что получается…
Каюта, которую отвели для нее на корабле Луиса де Перейры, была немногим лучше кладовки. Узкая, жесткая койка, низкий столик со старым, позеленевшим от времени подсвечником, маленькое окно с мутным стеклом, за которым лежало плоское, вздрагивающее море. В изголовье было прибито простенькое деревянное распятье.
Перейру она видела нечасто. Он не давал себе труда ухаживать за своей невестой. А вот корабельный врач навещал ее почти каждый день. Обычно он входил к ней тихонько, ласково улыбался и говорил мягко, с наигранной бодростью, что все в порядке, сегодня она выглядит лучше и скоро встанет. Коломба благодарно кивала, через силу улыбалась в ответ и не верила ни единому слову. Она не сомневалась, что скоро умрет, и ждала смерть без радости, но и без страха.
День, который так ярко припомнился ей теперь, начался странно. Она еще спала, но стук в дверь разбудил ее, и она сделала попытку подняться, Последние две недели она очень плохо ела и сильно ослабла. Голова кружилась, и Коломба не сразу расслышала, что говорит ей доктор.
– Хорошие новости, – произнес он, усаживаясь у изголовья. – Ваш слуга встал сегодня. Он совсем поправился.
Доктор произнес это так, словно в этой простой фразе было какое-то скрытое значение, которое ей следовало понять.
– Я очень рада, – произнесла она медленно, взвешивая каждое слово, – надеюсь, отцу Гильермо сказали, чтобы он вознес благодарственную молитву Господу?
– Вы сами вознесете все молитвы, госпожа графиня… когда будете далеко отсюда, – ответил доктор и скривился, – заодно помолитесь и о старом глупце Доминго, которого ваш слуга втянул в авантюру.
Коломба встрепенулась и недоверчиво вгляделась в широкое, добродушное, но сейчас, пожалуй, слишком взволнованное лицо.
– Я… не понимаю, объяснитесь?
– Сейчас поймете.
Доктор повел себя странно. Он зажег свечу, хотя в комнате было светло, наклонил, подобрал каплю воска толстым пальцем.
– Закройте глаза. И, не вертите головой, ради Бога.
– Зачем? – удивилась Коломба, но подчинилась.
– Затем, – невразумительно буркнул доктор. – Лежите здесь. Не вздумайте вставать. Не трогайте лицо.
– Но что это значит? – вскинулась вслед Коломба.
– Это значит, госпожа графиня, что вы опасно больны. И болезнь – заразна. Вы поняли меня?
Дождавшись ее изумленного кивка, доктор вышел, плотно прикрыв дверь, а она в крайнем волнении поднялась и села. Ее и в самом деле начинало лихорадить.
Хозяин каракки по обыкновению пребывал в скверном расположении духа, и беспокоить его было не принято. В то утро он пытался заставить своего большого, желто-зеленого попугая выучить очередную здравицу королю и папе и, подняв голову от клетки, взглянул на доктора в крайнем неудовольствии.
– В чем дело, Доминго? У тебя такой вид, будто на носу пожар, в трюме течь, а на палубе бунт.
– Вы почти угадали, дон Луис, – флегматично ответил доктор, – я хотел поговорить с вами насчет госпожи графини де Сильва.
– Скоро поднимется эта невозможная женщина? – Перейра шагнул вперед и поморщился от досады. – Она не столько больна, сколько пытается меня разозлить. Я не мальчик и не стану ждать этой свадьбы десять лет.
– Боюсь, дон Луис, вам придется забыть о свадьбе с госпожой де Кастильяно, а ей вообще забыть о свадьбе с кем бы то ни было. Равно как и о монастыре.
– В чем дело? – сдавленно рыкнул Перейра. – Что еще вам наболтала эта глупая женщина?
Он шагнул к выходу, почти оттолкнув доктора, и уже взялся за ручку двери, когда в спину ему ударил возглас:
– К ней нельзя!
Перейра резко обернулся.
– Это еще что за новости? Вы будете мне указывать на моем собственном корабле, куда я могу ходить, а куда нет?
– Да, если этого требует здоровье вашей милости, – ответил доктор.
Перейра замер. Медленно обернулся и внимательно посмотрел на своего корабельного врача.
– Вы можете посмотреть сквозь приоткрытую дверь, – проговорил доктор, – только, умоляю вас, не заходите внутрь. Это опасно.
В два шага Перейра пересек короткий коридор и, оказавшись у массивной двери, приоткрыл ее ровно настолько, чтоб сунуть туда нос. Коломба лежала неподвижно. То ли спала, то ли была без сознания.
– Посмотрите на ее лицо, – выдохнул доктор прямо в ухо Перейре. Тот присмотрелся… и ощутил внезапный холод в желудке.
– Что это? – шепотом спросил он.
– Лепра, – непонятно и страшно ответил доктор.
– Дьявол, – выругался Перейра. – Ты можешь сказать по-испански, что с ней?
Доктор решительно отстранил Перейру от двери, осторожно прикрыл ее и произнес с убийственным спокойствием:
– У нее проказа, дон Луис. Госпожу графиню придется снять с корабля в ближайшем порту.
– Какой порт? – холодея уже до кончиков пяток, прошептал Перейра. – Ты что, спятил, Доминго? Это же проказа! – Внезапно свистящий шепот сорвался на крик. – За борт ее! Немедленно за борт эту портовую девку! Где она могла заразиться!
– ДОН ЛУИС! – в ужасе прошептал доктор.
– Я сказал – за борт! – взвизгнул Перейра, не слушая доктора, даже не видя его перед собой.
– Только со мной.
Голос прозвучал совсем рядом и был на удивление невозмутимым. Перейра повернулся на плохо гнущихся ногах. В проходе стоял тот самый одноухий, которого приволокли на каракку скорее мертвого, чем живого.
Сейчас «мертвец» стоял, загораживая выход. Он держался на ногах вполне твердо и смотрел на Перейру холодным цепким взглядом, от которого дону Луису стало не по себе.
– Что значит «с тобой»? – переспросил он.
– За борт «со мной». В крепкой шлюпке, с запасом воды и пищи. И теплым одеялом, – так же холодно уточнил Человек с Отстреленным Ухом.
– Убирайся вон, – огрызнулся Перейра. – Тебя ждет виселица. Кто его выпустил?
– Тише, – Человек с Отстреленным Ухом быстро шагнул к Перейре и взял его за воротник бархатного камзола.
– Я сам себя выпустил. А теперь, друг мой, молчи и слушай. Тебе придется не только стерпеть, что я ставлю условия, но и выполнить их. И я тебе скажу – почему. На твоем корабле кроме меня никто не
