Слепые солдаты

по себе, а иные пытались вовлечь в игры наподобие Академии Лилий. Конечно, все было строго в пределах этикета, но мне так не хотелось. И, оставаясь там, я себя чувствовала совершенно инородным телом… В общем, я вернулась в Равену и решила, что, пожалуй, пора возвращаться домой. Разве что намеревалась задержаться на пару дней, чтобы посмотреть Шествие Гильдий, мне говорили, это очень красивая и пышная церемония…

— Простите, графиня, я перебью… — сказал Сварог, форменным образом затаив дыхание, весь в нешуточном напряжении. — Асверус, случайно, не передавал вам на хранение каких-нибудь бумаг?

— Да, оставлял, — нимало не промедлив, ответила она. — Неужели они и сейчас кому-то интересны?

— И что с ними стало? — спросил он, явственно ощущая, как напряжена каждая клеточка, каждый нерв.

— Они и сейчас лежат у меня в секретере, в дальнем ящике. В полной сохранности, — безмятежно сказала графиня. — Сама не знаю, зачем сохранила… просто они остались лежать там, знаете, как это бывает со всякими безделушками, особенно памятными? Граф! — воскликнула она с легкой тревогой. — Простите, но у вас такое лицо… Вам нехорошо?

— Ну что вы, — сказал Сварог, не ощущая ни облегчения, ни радости, просто чувствуя себя ватной куклой. — Вы не представляете, что эти бумаги для меня значат, и как я боялся, что они пропали навсегда…

— В чем же дело? — пожала она плечами. — Мне они совершенно не нужны, а вам, видимо, необходимы… Позвать лакея, чтобы принес прямо сейчас?

— Нет, не обязательно, — сказал Сварог, отходя. — У меня еще пара вопросов, чтобы уточнить кое-что…

Перехватив его тоскливый взгляд, графиня чуть улыбнулась:

— Забудьте об этикете, вам сейчас просто необходимо, я же вижу. Я неплохо знаю мужчин… Вот чистая чашка…

Наполнив кофейную чашку до краев выдержанным, судя по запаху, келимасом, Сварог ее вульгарно жахнул так, словно сидел сейчас в солдатском бивуаке.

— Отлично. А теперь налейте себе вторую, — заботливо сказала графиня. — Я видела мужчин в подобных ситуациях… Кстати, можете курить, если хотите, муж у меня курит…

Опустошив вторую и закурив, Сварог чуть посидел с закрытыми глазами. Он еще не знал, что выиграл — но, безусловно, не медяки…

— Как это все произошло? — спросил он.

— Он объявился у меня внезапно, буквально ворвался, слуги не успели доложить… Вообще не понимаю, как они его пустили, до этого они старательно выполняли мой приказ… Это были надежные люди, не польстились бы на золото и не испугались бы оружия…

Для Сварога тут ничего непонятного не было. Конечно же, на сей раз у Асверуса была при себе какая-то грозная бляха… да нет, бери выше, у него тогда оставалась жуткая королевская байза, наверняка украшенная знаками, вещавшими, что ее владелец волен повесить кого угодно, не сходя с места, тут же, на воротах… Тертые столичные слуги не могли не разбираться в таких вещах, они попросту струхнули… Было от чего.

— Я поначалу решила, что предстоит очередное тягостное объяснение, — сказала графиня. — Но нет… Да он и выглядел прямо-таки незнакомым — осунувшийся, небритый, весь в дорожной пыли, не то что грустный, а прямо-таки угнетенный… У него была с собой кожаная укладка для бумаг, довольно тяжелая на вид… Ни о каких чувствах и речи не заходило. Он попросил… да что там, он форменным образом умолял взять его бумаги на сохранение. «Ради всего святого…» И так далее… Он, право же, готов был умолять на коленях… — графиня тихонечко вздохнула. — Мне стало его попросту жалко, он был в таком виде… Я велела принести келимаса, он его пил почище, чем сейчас вы… Сказал, что эти бумаги невероятно важны, что за ними уже идет охота, а он сейчас никому не доверяет, потому что Дайни погибла, и в Латеране творится что-то скверное… но для меня никакой опасности нет, никто и не подумает, что бумаги у меня, он совершенно уверен, что за ним не следили… Когда — и если — все обойдется, он напишет мне через канцелярию земных дел, как это принято, и я отошлю ему бумаги назад… Я заверила, что все так и сделаю, — она печально покривила губы. — Он выглядел таким разбитым, опустошенным… словно потерпел некое серьезнейшее поражение… И вооружен был до зубов, кроме меча и кинжала, четыре пистолета на поясе, под плащом… Он сказал, что мне следовало бы побыстрее вернуться к себе… Посмотрел так печально, поцеловал в щеку и быстро ушел. Через несколько часов его убили на улице, я об этом узнала назавтра, Асверус был в Равене весьма заметной фигурой… Назавтра же по Равене покатились слухи, разговоры, крайне неприятные новости… Дайни и в самом деле погибла вместе со многими из ближнего круга, никто не знал точных обстоятельств, но слухи кружили самые жуткие — что всех их убили демоны, что вскоре и в Равене начнется разгул нечистой силы, что снольдерские войска уже переходят границу, идут прямиком на Равену… Я сама видела — флаг над королевским дворцом был наполовину приспущен и увит белыми лентами — значит, Королева и правда умерла… На улицах появились войска, одни стояли караулами вместе с полицией, другие куда-то проходили через город, конные и пешие… Вы не представляете, что творилось в городе, простолюдины бежали, нагрузив на повозки домашний скарб, да и иные дворяне торопливо покидали Равену, особенно те, чьи поместья располагались на закате, куда снольдерцы добрались бы в последнюю очередь, а то и не добрались бы вообще… Мне стало страшно, я подала сигнал тревоги, и за мной очень быстро прилетели на «невидимке»… Вот и все. Я больше никогда не бывала на земле, мне как-то хватило одного такого приключения… ну разве что, сопровождала императрицу на Ковенант в качестве дежурной фрейлины, но это было совсем другое… Правда, это все. Наверное, теперь… — Она коснулась одного из позолоченных завитков и, когда за ее плечом бесшумно возник предупредительный лакей, не глядя на него, распорядилась: — Мой кабинет, секретер из розового дерева, правый нижний ящик. Там лежит портфель, принесите… Граф, налейте себе еще, если хотите.

И минуты не пошло, как лакей вернулся — с большим портфелем из светло-коричневого сафьяна. В углу золотом вытиснен тот же герб, что красовался над входом в замок.

— Возьмите, — просто сказала графиня. — Там не только бумаги, там еще и мешочек с ожерельем, быть может, вы и о нем знаете…

— С крохотными, оправленными в золото черепами?

— Да. Какое-то время, пару лет, я его носила — к нам тогда попала с земли мода на «балерио»… вы наверняка знаете, что это такое, при вашей-то осведомленности…

— Когда Асверус дарил его вам, ничего о нем не рассказывал?

— Нет. Просто подарил, и я охотно приняла — мода на «балерио» тогда прямо-таки свирепствовала, как это частенько с модой случается… Берите, мне оно совершенно не нужно. Прошлое я иногда вспоминаю, как многие, но у меня нет привычки перебирать какие-то памятные вещички… У вас такой вид, словно вы хотите немедленно куда-то мчаться… Что ж, не стану задерживать… хотя с удовольствием увидела бы вас еще в качестве обычного гостя. Я говорю искренне. Всегда буду рада…

Она поднялась, и Сварог поднялся следом, сжимая в левой руке золоченую ручку довольно тяжелого портфеля. Златовласка, глядя на него как-то печально, спросила:

— Ведь я, правда, ни в чем не виновата?

— Совершенно ни в чем, — сказал он, целуя тонкие пальчики, — клянусь чем угодно. Человек никогда не виноват в том, что он — есть.

…Он гнал брагант на высокой, совершенно не нужной сейчас скорости, несся низко над облаками, напоминавшими покрытую сугробами снежную равнину. Сидел с застывшим лицом, держа так и не раскрытый портфель на коленях, слушал Тарину Тареми:

Не в злато и не в латы,
не в шелка яркий цвет —
всяк ком земли когда-то