Татьяна Гармаш-Роффе
Силы небесные, силы земные
Две вещи оправдывают существование человека на земле: любовь и творчество.
Часть I
Июнь
Глава 1
Сумерки, истома, пряный воздух расцветающего лета.
Хочется любви. Любви, а не замуж…
Но Алле надо замуж. Поскорее и за богатого.
Они дошли до двери ее подъезда. Теперь то ли прощаться, то ли пригласить Виктора к себе… Пусть сам начнет. Напросится на чашку… или рюмку. А она сделает вид, что поверила, будто речь и впрямь о чашке-рюмке.
Да, пусть сам. Так будет проще.
… Честно говоря, Алла даже не надеялась, что понравится ему. Красавчик, и явно богат: щедро угостил ее в ресторане, за все заплатил. И до дома на такси довез. «Моя тачка в ремонте», — сказал. Девки на него гроздьями готовы вешаться — во время ужина так и крутились, так и вились вокруг, надеясь привлечь к себе его внимание, и плевать им, гиенам, что он с девушкой! А вот выкусите, ему понравилась — Алла! Пусть и не такая красавица, но симпатичная, и фигура хорошая, и волосы на загляденье — длинные, волнистые… На нее всегда парни смотрят! Да только не те, что нужно… А Виктор — как раз то самое. Мечта, а не мужчина.
Надо его удержать во что бы то ни стало. Правильно повести себя сейчас, чтобы он и завтра захотел с ней увидеться. Завязать отношения, в общем.
Да как, блин? Алла надеялась, что инициативу проявит он, а она еще и поломается в меру… Но он стоял и молчал у двери подъезда, опустив руки. Только, наклонив лицо свое красивое, рассматривал ее, будто о чем-то хотел спросить. И все никак не спрашивал…
Что-то в нем было непривычное. Вежливый очень. Руки не распускал, целоваться не лез, неприличных разговоров не заводил. Прям аристократ. В переписке он казался куда смелей! О таких вещах спрашивал, мама не горюй! Фотографию обнаженную просил. Когда она отказалась, стал вопросы задавать про ее тело… Говорил, что хочет представить. Что мечтает увидеть наяву. А то в переписке, типа, это как во сне…
Потом в ресторане вдруг спросил с задумчивым видом: «Ты веришь в настоящую любовь?» Алла ему улыбнулась нежно и ответила: «Конечно!» А чего еще сказать?
Он в ответ выдал что-то такое, мол, люди принимают за любовь потребительское отношение. Типа они не хотят отдавать себя, хотят только получать. Он это так печально сказал, будто за все человечество переживал. Алла даже растерялась. Да кто же отдавать хочет? Никто! Все хотят получать.
— Знаешь, это такие материи… я в них не разбираюсь, — весело ответила она, чтобы положить конец странному разговору.
Он просто кивнул.
А теперь, у подъезда, и вовсе умолк. Самой, что ли, предложить ему подняться? Такого парня надо держать обеими руками, это редкая удача… Или лучше попрощаться сейчас? Не такая, мол, я девушка, чтобы сразу. И номер телефона ему дать.
Ну а вдруг не позвонит? Нельзя так рисковать…
Молчание, однако, затягивалось. Алла все никак не могла придумать, как лучше себя повести. Отец всегда говорил, споря с матерью: «Мужика можно удержать только постелью! Не дала баба — и до свидания, другую найдет!» Но мать считала, что мужику надо «поохотиться». Потому девушке сдаваться сразу нельзя, следует его поводить, поморочить как следует…
Алла не знала, кто из них прав. Ей не хотелось ни охотиться, ни удерживать. Не встретила она пока такого, чтобы захотелось. Но родители наседали. Она еще школу не успела закончить, как они принялись талдычить о выгодном замужестве. По их мнению, девушка — товар скоропортящийся, отчего надо себя продать побыстрее и подороже, конечно. А в том, что ни к чему иному Алла не приспособлена, — в том никто не сомневался. Даже она сама.
Но ей хотелось любви…
Прагматизм родителей принял такой размах, что Алла стала подозревать: уж не намерены ли они поскорее дочь из дома выпихнуть, в руки мужа сбагрить? Отец с матерью подались после дефолта конца девяностых в Москву из Калуги — там у них был небольшой бизнес, стройматериалы. Дефолт сожрал почти все. Распродав остатки, они выручили кое-какую сумму и решили: в столицу! Только там делаются настоящие деньги!
И точно, поначалу дела пошли в гору. Они купили ларек на ярмарке, потом другой, а вскоре и третий. Откупались, конечно, как положено: от рэкета, от чиновников, от ментов. Надеясь, что все эти спиногрызы однажды наедятся досыта и отвалятся, оставят их в покое. Однако вышло иначе. На место старых вымогателей — нажравшись, они шли выше, на новые уровни, атаковать новые хребты, — заступали следующие. Голодные, злые. И снова кричали: дай! отстегни!
Ничего не кончалось, все становилось только хуже. И теперь вот последний ларек у них отбирают. Пивом запретили торговать, сигаретами…
Алла стала обузой для родителей. И они всеми силами настраивают ее на выгодный брак. И, похоже, разочарованы, что год спустя после окончания школы она все еще не нашла себе подходящего жениха… Уж не мечтают ли и сами сесть на шею ее будущему богатому мужу? Хрен их знает. Могут. Они думают, дочка ничего не понимает, — да как же ей не понимать, если она с ними выросла? И все их расчеты-просчеты всю жизнь слушала?
