горячке. Хотя слышать от чужого человека про тайну нашей семьи как-то… неприятно, что ли. Но ты же понимаешь: будь у моей дочери секрет, я бы его давно раскрыла. Еще тогда, когда Ирочка была жива.
Агата в этом нисколько не сомневалась. Ее собственные секреты бабка раскрывала постоянно. В этом доме нельзя было читать под одеялом с фонариком, плевать с балкона на улицу, смотреть телевизор через щелку в двери, отлынивать от выполнения домашнего задания, покупать дурацкие романчики… Нельзя было звонить мальчикам и прятать записки среди нижнего белья. Нельзя было громко разговаривать, петь, смеяться «как идиотке», приводить домой подружек и ходить на вечеринки. Нельзя было завести щенка или котенка, кататься на роликах и засорять желудок пиццей. Этих «нельзя» к совершеннолетию Агаты накопился целый вагон, и в день своего восемнадцатилетия она покинула дом, в котором выросла, безо всякого сожаления. Дед к тому времени уже умер, няньку выслали из Москвы, и не осталось никого, кто посожалел бы о том, что Агата ушла.
Так и не допив чай, она стала прощаться. Суетливо клюнула бабку в щеку, аккуратно вернула испанские тапочки на место и с невнятным обещанием «Я позвоню!» выскочила из квартиры. Быстро-быстро побежала вниз по лестнице, едва касаясь рукой перил. Дверь мгновенно закрылась за ее спиной. Словно захлопнулась раковина, в которой ее бабка пряталась от мира, сохраняя внутри привычную ей гнетущую атмосферу.
Возвращаться пришлось по пробкам, и, когда Агата наконец выгрузилась из машины, на нее навалилась каменная усталость. Посещение родного дома всегда действовало на нее именно так – отнимало энергию и убивало настроение. «Хорошо бы Романа еще не было», – посетила ее предательская мысль. Роман, каким бы покладистым он ни был, все-таки требовал к себе внимания. Агата привыкла о нем заботиться, так что, если он уже вернулся, первым делом надо будет накормить его ужином, напоить чаем и обсудить последние новости. Может быть, погладить по головке, если день выдался трудным.
А ей сейчас больше всего на свете хотелось скинуть с себя одежду, встать под душ и попытаться выбросить из головы все мысли до единой. Просто насладиться новой абрикосовой пенкой для душа и почувствовать, как расслабляется каждая мышца. А потом завернуться в длинный махровый халат и налить себе чашку чая с чабрецом…
Задумавшись, Агата автоматически набрала на панели код и потянула на себя дверь. Сделала шаг вперед и приостановилась. Возле почтовых ящиков ссорились женщины. Один сердитый голос принадлежал Марье, а другой – соседке Зинаиде с верхнего этажа, которая собирала по квартирам деньги на уборщицу, развешивала объявления и вообще держала руку на пульсе подъездной жизни.
– У нас закон приняли! – победным тоном говорила Зинаида. – Теперь в общественных местах нельзя курить. А подъезд самое что ни на есть общественное место.
– Ладно, ладно, – проворчала Марья. – Я пойду во двор.
– И двор тоже общественное место! – вознегодовала Зинаида. – Там песочница и лавочки для вдыхания жильцами свежего воздуха.
– Интересно, и что же мне делать?
– Уходи в подвал и там кури.
– Хочешь, чтоб я стала местным привидением? – ухмыльнулась Марья. – А что? В этом есть определенный шарм. Буду как призрак оперы. И кто-нибудь напишет мюзикл: «Призрак третьего подъезда».
– Почему бы тебе не покурить на собственном балконе? – поинтересовалась Агата, подходя к спорщицам.
– Привет, Агафья! – гаркнула Зинаида. – Вот хоть ты ее вразуми. Кстати, балкон – это хорошая идея. Дым сразу улетает в космос.
– Мне там одиноко, – грустно сказала Марья. – Здесь, пока сигаретку выкуришь, с кучей людей поговоришь.
На самом деле она курила так много, что у нее вот-вот должны были появиться жабры для выдыхания дыма.
– Все, кончилась твоя лафа, – мстительно заметила Зинаида. – Наши депутаты таких, как ты, прихлопнули одной бумажкой с печатью. Иди отсюда и не попадайся мне больше на глаза со своей зажигалкой.
Зинаида удалилась, топая и грозно размахивая руками.
– На самом деле она очень добрая, – сказала Марья, увязавшись вслез за Агатой и входя вместе с ней в лифт. – Хотя и похожа на Годзиллу. Кота нашего подкармливает по ночам. Чтобы никто не видел.
– Какого это «нашего кота»? – раздраженно уточнила Агата. Марья со своим резонерством была ей сейчас совершенно не нужна.
– Ну, как это – какого? – удивилась соседка. – Кота, который в нашем подъезде живет. Заблудился, бедолага. Видно, что домашний, но ошейника нет. Зинаида объявления развешивала, мальчишки через Интернет хозяев искали… Слушай, а может, ты его себе возьмешь?
– Зачем мне твой кот? Кстати, я его даже не видела, – отмахнулась Агата. – Домашние животные связывают по рукам и ногам. Ведь и на день не уедешь никуда, не говоря уж об отпусках и командировках. Так что бери этого кота себе, если тебе его так жалко.
– Забыла про мою аллергию на шерсть? – подняла брови Марья.
– Так ты курить брось, и аллергия улетучится.
– «Брось курить!» – передразнила Марья. – Люди с ума посходили. Если бы можно было просто взять и бросить курить! Ладно, с котом проехали: у тебя скоро заведется собственное домашнее животное. О, кстати! Этот кот такой же масти, как и твой Роман. Они запросто могли бы подружиться.
– Не пытайся сосватать мне приблудную кошатину! – всерьез рассердилась Агата. – И вообще отстань, не до тебя мне сейчас.
– Ну, хоть молочка ему налей, у тебя наверняка есть свежее. – Марья, как обычно, не собиралась исчезать просто так.
– Нет, – ответила Агата. – У меня нет молока, у меня нет времени и нет желания с тобой спорить.
Она открыла дверь, оттеснила сунувшуюся было вслед за ней соседку попой, вошла внутрь и захлопнула за собой дверь. Дома было тихо и пусто. Агата вспомнила недавнее прошлое, когда территория целиком принадлежала ей, и мимоходом посожалела о потерянной свободе. Когда ты одинока, на душе такая тоска, что хоть на стенку лезь. Но стоит появиться в твоей жизни другому человеку, и ты понимаешь, что тоска – не такое уж плохое и изматывающее чувство. Чтобы любить мужчину, требуются выносливость и железная воля. Потому что сначала тебе его просто хочется, а через некоторое время хочется его убить.
Агата бросила сумку на диван, как в прежние времена, и разделась, расшвыряв одежду по всей комнате. Отправилась в душ и включила горячую воду. Встала под мягкие струи, закрыла глаза… И немедленно вспомнила Глеба Аркадьевича Шагарина. «Да что за наваждение такое? – растерялась она. – Почему я все время о нем думаю? Внешне он очень даже привлекателен, но ведь на деле свинья, каких мало. Нет, не просто свинья – подлец! Неужели мне понравился подлец? Ведь рядом со мной вполне себе милый и порядочный Роман! Чего мне еще надо?»
Выбравшись из душа, Агата отправилась на кухню, очень быстро, чтобы совесть не успела вставить ни слова, сделала себе бутерброд с сыром и чашку кофе. Бутерброд был большой. Слишком большой, чтобы не задуматься о последствиях. Вздохнув, Агата отставила его в сторону и достала из холодильника миску овощного салата, заправленного лимонным соком и ложечкой оливкового масла.
– Красота – это сила, которая требует насилия над собой, – вслух сказала она и принялась за еду.
Однако мысль о том, что еще предстоит готовить ужин для Романа, угнетала ее. «Вот странно, – думала Агата. – По-хорошему, забота о любимом не должна быть в тягость. А для меня готовка, совместный ужин, пришивание пуговиц и стирка носков как-то незаметно превратились в обязаловку. Надо встряхнуться, иначе еще до свадьбы я стану унылой женой, при взгляде на которую хочется отвернуться носом к стене. К человеку, который сделал тебе предложение, следует относиться
