успокаивает меня муж. – Там говорить не нужно.
– Что ты переживаешь? Если она будет молчать, то быстрее замуж выйдет! – шутит бабушка.
Пришел логопед.
– Она может говорить! – чуть не плакала я.
Сима в течение часа изображала полное онемение. Она не произнесла ни звука и к тому же сделала вид, что не может взять в руки даже картинку. При этом она с интересом наблюдала, как логопед берет ее ручку в свою и переносит мелкие предметы с одного края стола на другой. На счетные палочки, мозаику и кубики Сима смотрела, как на настоящее чудо, которое видит впервые в жизни. Я пыталась объяснить логопеду, что дом у нас завален и кубиками, и палочками, и прочими развивающими игрушками, что мы занимаемся каждый божий день, но, кажется, она мне не поверила. Впрочем, я же не смогла отличить огурец от цукини, так чего же мне верить.
Потом мы пошли в общую группу, к другому логопеду.
– Леночка, встань со стула, – обратилась педагог к девочке лет четырех. Леночка встала.
– С чего ты встала? – спросила логопед. Девочка молчала.
– Ну сядь снова и встань. С чего ты встала? – настаивала логопед.
– Как с чего? Вы мне сказали встать, я встала, – обиделась Леночка. Логопед тяжело вздохнула.
В дверь заглянула мама, которая подслушивала, желая объяснить, что так говорит Ленина бабушка: «С чего ты это сделала?», «С чего ты заплакала?», и только поэтому девочка не может объяснить, что она встала со стула, – она ищет не предмет, а причину. Но объясняться было уже поздно.
Потом я отправила дочь к бабушке в надежде, что Сима пополнит свой словарный запас в стрессовой ситуации.
Сима стояла во дворе и горько плакала. Бабушка металась вокруг с причитаниями:
– Кушать хочешь? Попить? Игрушку? Скажи, что хочешь? Конфетку, печенье? Что?
Тяжело вздохнув, Сима подошла ко мне и четко сказала:
– Покакала я. Поехали.
На новом месте она не нашла свой горшок, и к тому же ей попалась не очень сообразительная бабушка. Правда, с тех пор она так и не повторила этих слов, так что эту поездку я не могу оценивать как удачный или неудачный эксперимент.
Мы были у врача, которая сказала, что если мой муж без конца крутит в руках телефон, то это невроз, а если я вырываю у него этот телефон и прошу так не делать, то это психоз. Невроз можно вылечить, а психоз – уже сложнее. Да, а еще муж свистит в доме, а меня это дико раздражает. Просто до истерики. А еще раздражает, когда я с ним разговариваю, а он выходит из комнаты. Точно психоз начинается. Ну а с такими родителями чего ждать от ребенка?
Мы были у еще одного дефектолога, которая посоветовала отдать ребенка в логопедический садик.
– Нет! – закричала я.
– Да. Может, и не стоит, – грустно согласилась дефектолог. – Я сама ходила в логопедический сад и очень хорошо все помню. Правда, там у меня заикание началось, но звуки мне поставили.
Эта женщина мне понравилась больше всех. У нее слегка дергался глаз, и она держала его рукой так, чтобы было незаметно, что она его придерживает.
Потом мы пошли к чудо-психологу. Диагноз она поставила с трех шагов – у нас в семье нездоровая атмосфера, у меня проблемы с мужем, проблемы с матерью, проблемы с сыном-подростком, и я всех ненавижу.
– Вообще-то я всех очень люблю.
– Это вам так кажется, – отрезала психолог.
Самое смешное, что я стала об этом думать и признаваться себе, что да, мужа мне иногда хочется убить, сыну – оторвать голову, и вот вчера поругалась по телефону с мамой. Действительно, нездоровая атмосфера. Только у меня вопрос – а что называется «здоровой» атмосферой? Бывают семьи без проблем?
Моя дочь всегда очень избирательно относилась к людям – какие-то ей нравились, к каким-то она даже не подходила. Так делают многие дети. Говорят, что они, как животные, все чувствуют – искренность, доброту… А еще такая избирательность свидетельствует об аутизме, как один из признаков. Ну и как следствие, о проблемах с речью.
– Просто ты можешь предоставить Симе возможность выбора, – сказала мне приятельница, которой я рассказала об очередной версии.
И она права. Я делаю все, чтобы оградить дочь от людей, которых она боится, от детей, которые ее обижают, от взрослых, которые делают ей замечания. Она еще слишком маленькая, и я не могу заставить ее «решать эти проблемы самостоятельно». И главное, не хочу. Я – мать, и я должна ее защитить. Пусть лучше она живет под стеклянным колпаком моей заботы, чем страдает и плачет. Разве нет? Или это не главная моя задача как матери? Да, моя мама, вспоминая о моем детстве, говорит мне сейчас: «Зато ты стоишь на ногах». Стою. И делаю все, чтобы мои дети как можно позже «узнали жизнь», «научились выживать». Зачем им нужно именно выживать? Почему я должна «готовить их к жизни»? Я не хочу, чтобы они становились взрослыми раньше времени. Чтобы у них, маленьких, невинных, искренних, были взрослые грустные глаза, как у меня в их возрасте. И мне кажется, что развитие речи никак не связано с любовью или нелюбовью, с разводом родителей, наличием других детей в семье, бабушками, дедушками и переездами. Я, единственная дочь при вечно занятой матери, выросла без отца, мы то и дело переезжали с места на место. Вот что-что, а говорить я начала раньше, чем положено.
Недавно я услышала от врача выражение, которое меня ошеломило и… успокоило: «У вашей дочери нет органических поражений. У нее просто перепутались струны души…»
Мне кажется, что ставить диагноз: «Ваш ребенок будет учиться только на тройки, вы не сможете вовремя пойти в школу», – невозможно. Ресурс человеческого мозга, тем более детского, неисчерпаем, не изучен, непрогнозируем. Это мне тоже объяснила врач, которая верит в «душевные струны». Я написала крупными буквами на листе бумаги – «струны души» и пришпилила магнитиком к холодильнику и, каждый раз открывая его, вспоминаю, во что мне нужно верить.
О чем может рассказать детский рисунок и как на это реагировать?
