– Отто не мог на меня сослаться. В рейхе запрещено упоминать имена евреев-эмигрантов.
– Тогда ему не следовало так спешить с публикацией.
– Мистер Касли, вы слишком сурово судите людей, которых совершенно не знаете. В науке сенсация еще важней, чем в журналистике.
– Но это не его сенсация, а ваша. Ган подсуетился, договорился со знакомым редактором «Натурвиссеншафт» в Берлине, его статью мгновенно поставили в сверстанный номер, сняв другой материал. А у вас такой возможности не было, вы отправили свою статью в «Нейчур» по почте. Пока она дошла до Лондона…
– Послушайте, – резко перебила Лиза, – я проработала с профессором Ганом тридцать лет. Все друг у друга заимствуют. Ничто не берется из ниоткуда. Я нашла решение, пользуясь теорией Бора о капельном строении ядра и известной вам формулой Эйнштейна
– А вот Нильс Бор в своих интервью и публичных выступлениях настаивает, что открытие расщепления ядра урана принадлежит именно вам. Вы первая догадались и сформулировали, а ваш племянник Отто Фриш проверил экспериментально.
Лиза покачала головой.
– Простите, мистер Касли, я забыла, как называется ваша уважаемая газета?
– «Таймс».
– Ну что ж, звучит солидно. – Она опустила глаза и принялась крутить кольцо на пальце.
По скатерти рассыпались крошечные разноцветные лучи. Кольцо было очень простое. Ничего лишнего. Единственный бриллиант, довольно крупный и чистый, высокой пробы, на тонком платиновом ободке. Ося невольно залюбовался игрой камня. «Интересно, оно досталось ей по наследству или подарил кто-то?»
– Вообще, мы ведь совсем ничего не знаем, – задумчиво произнесла Лиза, – в конце прошлого века казалось, все известно, все открыто. Вот вам, пожалуйста, совершенная система классической механики. Теория электромагнитных явлений. Кинетическая теория теплоты. Закон сохранения энергии. Термодинамика. Конечно, отдельные скептики допускали, что в физической картине мира еще остались кое-какие белые пятна, но это пустяки по сравнению с величием и законченностью целого. Филипп Жолли, маститый мюнхенский профессор, пытался убедить одного своего студента бросить теоретическою физику. – Лиза надула щеки, сдвинула брови, заговорила низким, важным голосом: – Молодой человек, зачем вы хотите погубить свою будущность? Теоретическая физика закончена. Дифференциальные уравнения сформулированы, методы их решений разработаны. Можно вычислять отдельные частные случаи, но стоит ли отдавать жизнь таким пустякам?
Она так забавно спародировала маститого профессора, что Ося рассмеялся.
– Студента звали Макс Планк, – произнесла Лиза своим обычным голосом.
– С него началась эпоха квантовой физики, с вас – эпоха ядерной физики, – заметил Ося, перевернув исписанную страницу.
– Мистер Касли, ядерная физика началась с Резерфорда, – холодно поправила Лиза.
– Да, но Резерфорд до конца своих дней не верил, что ядра тяжелых элементов могут делиться.
– Никто не верил. – Она отодвинула занавеску, щурясь, взглянула на розовые закатные облака. – Но тот же Резерфорд еще в девятьсот десятом выдвинул теорию, что источник солнечной энергии – постоянные радиоактивные реакции внутри Солнца. Природа существует по единым, универсальным законам, в ней нет ничего случайного и бессмысленного. Ничего, кроме, пожалуй, человеческой злобы и глупости. Вот Солнце, созданное Богом, дает жизнь, а Солнце, которое пытаются создать люди, несет в себе смерть.
– Ну и как вы оцениваете шансы создать это смертоносное Солнце?
– Ваш коллега уже спрашивал, я объяснила.
Понятно, она имела в виду Тибо. Он тоже представился журналистом, и она мигом его раскусила, так же как и Осю. Но ведь не отказалась встретиться.
– Да, все упирается в проблему разделения изотопов урана. – Ося достал свои сигареты. – Найдут способ – сделают бомбу очень быстро. Не найдут – будут возиться бесконечно.
– Для журналиста вы неплохо подкованы. – Она впервые взглянула на него с интересом. – Мистер Касли, где вы изучали физику?
– Нигде. Так, почитал кое-что об уране вообще и вашем открытии в частности. Вот вы упомянули Резерфорда. Наверняка помните его фразу: «
