химеры, точно по Гитлеру: «Совесть – еврейская выдумка».
Минуту она хмуро молчала, наконец произнесла:
– Мистер Касли, при всем уважении к вам, вы все-таки не ученый, вы плохо представляете истинные мотивации моих коллег. Почему вы не допускаете, что они просто морочат голову нацистским чиновникам? Хитрят, тянут время, выбивают финансирование. Ведь нет прямых доказательств. Только домыслы и подозрения.
– Какое доказательство, по-вашему, явилось бы прямым?
– Заключение психиатра. Бомбу для Гитлера может делать только умалишенный.
– Чтобы убедиться в безумии Гитлера, вам тоже нужно заключение психиатра?
– Честно говоря, мне легче считать сумасшедшей себя, чем всю Германию, и Австрию в придачу. Человек без происхождения, без образования стал рейхсканцлером, захватил половину Европы, развязал мировую войну. Это противоречит привычным догмам, а главное, противоречит устоявшимся веками представлениям немцев о самих себе. Но это произошло, это неопровержимый факт. – Лиза взяла бумажную салфетку, принялась рвать ее в клочья, произнесла задумчиво: – На самом деле от нас мало что зависит.
– Что вы имеете в виду?
– Лучшие физики мира четыре года расщепляли ядро урана и не видели очевидных вещей. Если бы суть процесса поняли сразу в тридцать четвертом… – Она разжала пальцы, и белые клочья упали на скатерть.
– От Европы не осталось бы мокрого места? – кашлянув, спросил Ося.
Она пожала плечами, аккуратно собрала обрывки салфетки, скомкала, бросила в пепельницу, заговорила, не поднимая глаз:
– Мысль, что нейтрон, не имеющий электрического заряда, способен расщепить ядро самого тяжелого элемента в природе, казалась слишком фантастичной. Ферми и Кюри не верили показаниям приборов, точно так же, как интеллигентные немцы не верили, что нацистская партия придет к власти. Какие тут работают законы? Что все это значит? Вселенная такая, какая она есть, потому, что вещество и частицы, отвечающие за фундаментальные взаимодействия, имеют те свойства, которые они имеют. Но почему они имеют именно такие свойства, никто пока не объяснил. Возможно, метод разделения изотопов урана уже существует, простой и доступный. Но будет ли он найден, кем, когда и где? Мы не знаем.
– Послушайте, профессор Мейтнер. – Ося отложил блокнот. – А ведь есть определенная логика в том, что расщепление ядра урана открыл все-таки не Ферми в фашистской Италии и не Ган в нацистской Германии, а именно вы – в нейтральной Швеции.
– Хотите сказать, написав об открытии Гану, я сдвинула гармонию мира? – Лиза вскинула глаза.
В них мелькнул испуг и тут же спрятался за снисходительной усмешкой.
– Нет. – Ося смутился. – Вы, конечно, не могли поступить иначе. Вы проработали с Ганом многие годы…
– К тому же опыты ставил он с доктором Штрассманом, а я только объяснила. Конечно, я не могла поступить иначе. Старая дружба, научная этика… – Она помолчала и пробормотала чуть слышно: – Зато теперь им есть чем заняться, чтобы не угодить на фронт. Энергия «вриль».
– Что? – переспросил Ося.
– Это из фантастического романа английского писателя девятнадцатого века Бульвара Литтона, – объяснила она, – роман называется «Грядущая раса». Сверхлюди владеют таинственной сверхэнергией, дарующей грандиозные победы. В Германии понятие «вриль» введено в научный оборот. Нацисты презирают науку и помешаны на мистике. Я вот думаю, как вообще удалось выбить у этих невежд деньги на ядерные исследования? Вряд ли кто-то в состоянии объяснить Гитлеру или Гиммлеру, что такое деление ядра урана. «Вриль» – совсем другое дело.
– Так или иначе, деньги получены, исследования идут, – жестко заметил Ося, – половина мирового запаса урана в руках немцев.
Лиза молчала, задумчиво разглядывая свой бриллиант.
– В урановом проекте заняты десятки научно-исследовательских институтов на территории рейха, – продолжал Ося, – сотни дипломированных ученых. По-вашему, они все убеждены, что исследуют магическую энергию «вриль»? Где же нам взять психиатра, который сделает объективное заключение об их душевном здоровье?
Она вздохнула, грустно усмехнулась.
– Когда началась Первая мировая, Эйнштейн сказал, что у Европы ампутировали головной мозг. Что, в таком случае, ампутировали сейчас, если мозга давно нет?
– Ох, профессор Мейтнер. – Ося поймал ее ускользающий взгляд. – Если ваши уважаемые коллеги, у которых мозг в полном порядке, преуспеют, ампутировать вообще будет нечего. Все состоит из атомов, и все может рассыпаться на атомы, то есть на символы, но они уже ничего не будут значить, поскольку некому будет думать о них. А ведь вы еще тогда, в Рождество тридцать
