Эмма едва дождалась конца рабочего дня, с наслаждением сняла с себя тяжелый безобразный защитный костюм. Ее тянуло в лабораторию к Вернеру. Сегодня утром ей пришла в голову любопытная идея. День прошел нервозно, подумать как следует не дали. Хотела в перерыве посидеть над своей тайной тетрадкой, но уединиться не удалось. Опять бесмысленный пафосный треп в комнате отдыха. Ничего, кроме усталости и раздражения. А у Вернера было спокойно, там всегда удавалось сосредоточиться. Там жалкая пчелка-труженица будто по волшебству превращалась в серьезного ученого.
Она наврала Герману, что старик страшно простыл, захлебывается кашлем. Срочно требуется микстура, ингаляция, компресс, растирание и так далее. Герман, конечно, стал ворчать, что кашляет он от неумеренного курения, в аптеку может сходить полька, а для процедур нормальные люди вызывают медсестру. Эмма терпеливо объяснила: в аптеках восточных рабочих не обслуживают. В прошлый раз, когда старик болел, пришла медсестра, так он ее выгнал, заявил, что она идиотка, руки у нее грубые, от компресса получился ожог.
– Дело не в медсестре, а в дурном характере, – мрачно заметил Герман, – не хватало, чтобы он превратил тебя в сиделку!
– Ну, милый, я же не собираюсь торчать там сутками, забегу на полтора часика, вернусь очень скоро, – она нежно поглаживала Германа по выбритому колючему затылку, – вот именно из-за своего дурного характера он назло не поправится, если ухаживать за ним станет чужой человек. Ты же не хочешь, чтобы бронхит перешел в воспаление легких?
– У него что, высокая температура?
В глазах Германа мелькнуло что-то похожее на тревогу. Эмме стало не по себе. «Не слишком ли ты завралась, красавица? – Но потом она подумала: – Ничего, пусть поволнуется за отца, это совсем не вредно для такого эгоиста».
– Тридцать семь и три, но у стариков редко бывает сильный жар.
Герман поймал ее руку, поцеловал кончики пальцев:
– Учти, я ужинать без тебя не сяду.
– Конечно, милый.
Она улыбнулась, чмокнула его в губы и вскочила на заднюю площадку трамвая.
Знакомый парк в Шарлоттенбурге выглядел таинственно. Влажные, по-весеннему теплые сумерки окутали Эмму уютным туманом. Деревья тихо покачивались, кивали кронами, будто хвастали набухшими почками. В подвижном рисунке веток чудились очертания сказочных существ. Маленькие нежные эльфы махали стрекозиными крыльями. Грациозные феи с прозрачными волосами до пят улыбались, протягивали волшебные палочки. Ведьмы и тролли гримасничали, таращили мутные глаза. Они выглядели забавно и вовсе не страшно.
Тихо мурлыча себе под нос «Лили Марлен», Эмма покинула парк, танцующей походкой прошла по улице, открыла калитку.
Из дома доносилась музыка, легкие стремительные аккорды фортепиано. У Вернера был патефон и набор пластинок, но после смерти Марты он музыку не слушал. Марта неплохо играла на рояле, старый инструмент фирмы «Беккер» сиротливо пылился в гостиной.
Эмма замерла, навострила уши. Определенно это не патефон. Живая музыка, кажется, Шопен. Вполне приличное исполнение. Она нечаянно задела ногой скамеечку у вешалки, музыка оборвалась. Через мгновение появилась полька. В полумраке прихожей блеснули испуганные глаза, тихий голосок залопотал:
– Добрый вечер, госпожа, господина Брахта нет дома, он в гостях у господина фон Лауэ, обещал вернуться к девяти.
– А, значит, уже скоро. Я подожду. – Эмма протянула руку, щелкнула выключателем. – Скажите, Агнешка, это вы только что играли Шопена?
– Да, госпожа.
В ярком свете лицо польки казалось белее ее белоснежной блузки.
– Господин Брахт знает, что вы играете… – Эмма кашлянула, – …на рояле его покойной жены?
– Конечно, госпожа, без разрешения я бы не стала. – Полька покраснела, отвела взгляд и сдула упавшую на лицо прядь.
– У вас неплохо получается. – Эмма снисходительно улыбнулась. – Учитывая, что рояль совершенно расстроен.
– Инструмент в порядке, госпожа, я только чуть-чуть поправила басовые струны.
– Даже это умеете. – Эмма покачала головой. – Где вы учились музыке, Агнешка?
– Дома, в Варшаве, брала частные уроки. – Полька сняла с Эммы пальто, повесила на вешалку. – Вам приготовить чай или кофе, госпожа?
– Спасибо, ничего не нужно. – Она мягко отстранила польку, направилась к лестнице, обернулась. – Если хотите, можете еще поиграть.
Поднявшись в лабораторию, она подошла к маленькому столу у окна. В тетради ничего нового. Зато разорванная, скомканная
