– Ты просто давно не спал со мной, забыл.
Вдали послышался гул. С криком взметнулись чайки. В ясном светлеющем небе возникли темные точки, одна жирная и пять маленьких. Они приближались со стороны итальянской границы. Гул нарастал и вдруг заглушился диким, раздирающим мозг воем.
Вой издавал немецкий пикирующий бомбардировщик– «штука». Он летел над Женевским озером в сопровождении пяти истребителей. Легкие юркие «Юнкерсы» выписывали вокруг воющей «штуки» замысловатые фигуры, будто издевались над тишиной и чистотой неба. В первых лучах восходящего солнца мелькали кресты на хвостах и крыльях.
Ося опомнился, схватил Габи в охапку, втащил в номер, закрыл балкон, бросился к двери. Распахнув ее, налетел на Ансерме.
В пижаме, с сеточкой на голове, с лоснящимся от кольдкрема лицом и шевелящимся в беззвучном крике ртом, джентльмен был почти неузнаваем. Он махнул рукой, указал на лестницу, вниз. Ося и Габи помчались по коридору, на первом этаже догнали княжескую пару. Томушка, спускаясь, придерживала длинную ночную рубаху, как бальное платье. На голове торчали папильотки. Тощий лысый Ваня в полосатой пижаме выглядел как заключенный, сбежавший из концлагеря.
Бомбоубежищем служил погреб под кухней. Там уже собрались все обитатели пансиона, включая поваров, горничных и официантов. Последним вбежал Ансерме, закрыл тяжелую дверь.
Электричество вырубили, горела керосинка, тускло освещая полки с продуктами, смутные силуэты людей в халатах и пижамах, бледные лица. Вой проникал даже сюда. Барабанные перепонки не рвал, но на нервы действовал.
– Они не посмеют бомбить, – прозвучало контральто Томушки, – просто пугают.
– Еще как посмеют, – ответил сиплый мужской голос, – они на все способны, хозяева Европы.
– Не говорите ерунды, Мишель! – раздраженно отрезал кто-то. – Они постоянно нарушают наши границы, но еще ни разу не бомбили.
– Кошмарный вой, может свести с ума! Что это вообще такое? Кто-нибудь слышал нечто подобное?
– Я слышал, в Польше, – сказал Ося, – бомбардировщики снабжены специальными сиренами.
– Зачем? – прошептал детский голос.
– Чтобы напугать еще сильней, – ответил женский голос и забормотал молитву.
Габи молчала, уткнувшись лицом ему в грудь. Он поглаживал ее по спине.
– Разве Гитлер объявил войну Швейцарии? – спросил кто-то.
– Перед нападением на Польшу он войны не объявлял, – печально пробасил Ваня, – напал, и все.
– Да, но сначала устроил провокацию…
– Эта сирена и есть провокация, раньше они себе такого не позволяли…
– Обычно их выдворяют наши истребители.
– Почему молчит наша противовоздушная оборона?
– Если их начнут сбивать, они озвереют и сотрут нас в порошок.
– Они и так звери…
– Хуже зверей…
– Господи, это кончится когда-нибудь?
– Успокойтесь, господа, – бодро произнес Ансерме, – бомбить Швейцарию они не будут. Им нужно надежное место, чтобы хранить свое золото, прятать, в том числе и друг от друга. А что в мире надежней швейцарских банков?
– Почему вы так уверены? – спросил Ваня. – Золото прячут одни, бомбят другие.
– Люфтваффе принадлежит Герингу, – объяснил Ансерме, – он руководит грабежом и хранит тут награбленное.
– Нападут и заберут свое золото, да еще чужое прихватят, – угрюмо возразил Ваня.
– Неужели швейцарские банки принимают кровавые деньги? – спросил детский голос.
Кто-то вздохнул и прошептал:
– Деньги не пахнут…
Послышался нервный смешок, Томушка заметила с легкой укоризной:
– Пьер, если вы с самого начала знали, что бомбить не будут, зачем потащили нас сюда?
– Простите, княгиня, запаниковал, эта чертова сирена кого угодно сведет с ума.
– Можно подумать, ты бы продолжала спать, – проворчал Ваня. – Если бы Пьер нас не собрал здесь, у нас бы полопались перепонки.
Ансерме подошел к двери, приоткрыл.
– Ну вот, уже тихо. Война со Швейцарией закончилась. Жду вас к завтраку, господа, после таких потрясений надо хорошо
