— Прощай, брат, — Минер поворачивается и идет к выходу из палатки.
Начальник охраны громко лязгает затвором и вскидывает автомат. Дерзкий моджахед не спеша останавливается и поворачивает тяжелую голову. На заросшем бородой лице губы явственно видны, и сейчас они раздвинуты в презрительной улыбке. Он, несомненно, знает, что жизнь повисла на волоске, но спокойно смотрит в черную дырочку ствола, ожидая — как решит Аллах. Секунды бегут одна за другой, палец Вахи окаменел на спусковом крючке. Улыбка стала шире, минер неторопливо повернулся и вышел из палатки.
— Сын собаки! — Ваха в бешенстве. В другой раз он, безусловно, нажал бы спуск, но не сейчас. Этот тип слишком важен для хозяина и еще не выполнил всю свою работу, убить его — означало расстаться с собственной шкурой в буквальном смысле слова.
— Шайтан тебе брат, — цедит Ваха сквозь зубы. — Ты еще пожалеешь о своей дерзости!
Успокоившись, он поворачивается к третьему афганцу, безучастно сидящему в углу на табуретке. Глаза у того широко раскрыты и неподвижно уставлены в брезентовую стену.
— Давай, Муфид, примеряй…
Тот совершенно не реагировал.
— Эй! — Ваха поводил ладонью перед его глазами. — Очнись, мужчина! Примеряй, давай!
Муфид встрепенулся, пришёл в себя и стал надевать кроссовки. Тело двигалось, но в глазах жизни так и не наблюдалось. Встал, прошёлся по палатке, попрыгал на месте. Выглядел он отстранённо, как лунатик. Было ясно, что Муфид не понимает, что делает, он двигался как зомби.
— Удобно? — спросил Ваха.
Ответа не последовало. Муфид ходил по палатке, как заведённый, слегка прихрамывая. Ваха заорал ему прямо в ухо:
— Удобно, спрашиваю?
Тот опять не ответил. Ваха схватил его за плечи и насильно остановил. Спросил, упершись лбом в лоб:
— Ты всё понял? — Ваха посмотрел ему прямо в глаза и продолжил, не обращая внимания на отсутствие реакции. — Приходишь к Масуду, когда он будет принимать просителей, садишься напротив, рассказываешь, как тебе тяжело жить, а потом… Что ты делаешь потом, Муфид?
Муфид, как робот, присел на табурет, поднял левую ногу с «заряженной» кроссовкой, прижал колено к груди, направляя подошву в сторону своего инструктора, и нащупал шнурок взрывателя, явно собираясь его дёрнуть. Лицо Вахи исказилось, глаза в ужасе расширились, он бросил автомат и прыгнул вперед.
— Подожди, ты что! — Ваха успел перехватить руку смертника. — Не сейчас!
Он сложил руки Муфида на его коленях, осторожно снял опасную кроссовку с ноги, вытер вспотевший лоб.
— Сделаешь это там, у Масуда… И не бойся: взрывом кость ноги вобьёт тебе прямо в сердце, ты ничего не почувствуешь и сразу предстанешь перед Аллахом…
Муфид опять промолчал, глядя перед собой.
— Значит, ты все понял! — Ваха похлопал лунатика по плечу и тихо сказал для себя: — Надо чуть уменьшить дозу…
Снаружи, у входа в палатку, всё это время сидел охранник в чёрной чалме и острым ножом искусно вырезал курительную трубку. Его звали Бахтияр, среди соплеменников он отличался высоким ростом и ярко-голубыми глазами и, будто стесняясь всего этого, вечно ходил, немного ссутулившись, а при разговоре редко глядел собеседнику в лицо. Он был так увлечён резьбой по дереву, что никому бы и в голову не пришло, что при этом Бахтияр внимательно прислушивается к разговору внутри штабной палатки. Но он прислушивался и слышал каждое слово.
Афганистан, Кабул. Базар Миндаи
Ночью недалеко от посольства схватились две группы афганцев. Несколько коротких очередей, и они разбежались, оставив двух убитых и нескольких раненых. Раненые до утра исчезли, а трупы лежали почти до полудня.
Посол запретил выходы в город без служебной необходимости и специального разрешения. Но «подкрышников» это не касалось: они работали по своему распорядку и по своим, одним им ведомым законам. Заместитель Шарова капитан Зеблицкий беспрепятственно выехал на тонированной «мазде» с обычными кабульскими номерами за ворота посольства, проехал по проспекту Майванд на примыкающую торговую площадь. Здесь находились основные базары: Чар-Чата и снискавший наибольшую популярность Миндаи.
