Осенние визиты. Спектр. Кредо

достаточно печально. А ведь наверняка все списали мальчишку со счетов. Удивятся же они завтра утром, когда поймут, что Посланник Творчества оказался слюнтяем. В общем-то это плюс. Небольшой, но все же. К нему перестанут относиться серьезно. Сбросят со счетов… мечтатель-гуманист – это не противник. Может быть, удастся извлечь пользу из поражения.

Но все-таки почему он его отпустил? Нет, не Ярослав, что с него-то взять, ему надо еще пару раз окунуться мордой в грязь, чтобы научиться идти к цели. Но он, он сам! Лежал, слыша неразборчивый шепоток за дверью. Видя внутренним зрением картинку: «Вы мне обещали!» – «Я не врал, иди, я тебя отпускаю…»

И отпустил. Гордый собственной человечностью, упоенный благородством. Идиот. Либо вообще не ввязывайся в игры Посланников, либо не делай между ними различий. Нельзя быть немножко беременным. Нельзя стремиться к счастью человечества и пасовать перед невинными детскими глазами. Мальчик-то их не пожалеет, если придет его час. И даже винить Кирилла в этом нельзя, он надеется вернуть прежнюю жизнь, ушедшее навсегда детство, сыграть в жмурки с реальностью.

Раньше было проще. Все было проще. Противники – четкие и рельефные, словно из гранита высеченные. Границы добра и зла очерчены раз и навсегда. Они бросались в бой или затаивались, копили силы, творили империи и тайные секты, масонские ложи и революционные партии, чтобы рано или поздно ударить по противнику не столько физической силой, сколько идеей, верой, преданностью сторонников-людей.

В этот раз они лишены удовольствия долгой игры. Все сводится к простейшим схваткам. А что поделать, если невозможно собирать силы и вести интриги, если мир – на краю. Позволь «депутату» с его обретенной Силой Власти провести хоть полгода в кремлевских коридорах. Все. То, к чему его Прототип собирался тянуться четыре года, поднесут ему на блюдечке. А мир уже не тот, к которому привыкла Власть. Он не ляжет под ногами властителя. Слишком хорошие уроки Власть давала в прежние свои появления, слишком много появилось прекрасных учеников. Они не отдадут свой кусок власти явившемуся хозяину. И тот, оскорбленный в лучших помыслах, обопрется на Силу. Не зря же они так славно сошлись – Посланник Власти и Прототип Силы…

Визитер встал, когда поезд остановился. Выполз вместе с толпой на поверхность, зажмурился от яркого света. Надо же. Осень сделала передышку. Визитер запрокинул голову, прищурившись, посмотрел на мутный солнечный диск. Добрый знак для Шедченко… возможно…

В ларьке он нагрузился бутылочным чешским пивом… честно говоря, ничем не превосходящим заурядную «Баварию». Но у Скицина вкус был устоявшимся.

Ладно, будем пользовать любимое пиво сапера Водички.

Автобуса долго дожидаться не пришлось. Он проехал две остановки, выскочил у гастронома – бутылки жалобно звякнули в сумке. На мгновение расслабился, пытаясь представить Ярика. Тот еще был в метро. Небось опять полчаса бродил у станции, курил, пил пиво, перемалывал в сознании сегодняшнее утро. Слава почувствовал легкую жалость. Боже, как он писать-то ухитряется с его комплексами и неумением проецировать реальность в себя…

Ничего. Если удастся победить – то он научится. Сможет.

Не зря же стал Прототипом…

Он быстрым шагом пересек улицу, едва не переходя на бег, пошел вдоль длинного панельного здания. Вошел в четвертый подъезд, стукнул по кнопке древнего лифта. Клацнули моторы, словно пытаясь доставить лифт с первого этажа на первый. Слава закрылся в изрисованной зажигалочной копотью кабинке, секунду помедлил, прежде чем нажать на кнопку. Шестой, седьмой… Ярик всегда забывал этаж. Ему пришлось вновь вызвать картинку, скол прожитой реальности, чтобы вспомнить. Седьмой.

Сразу вспомнился Посланник Тьмы. Засосало под ложечкой, не страх, а напряжение, жгучее и сладостное, как перед схваткой.

…серые, серые стены, темнота скрывает роспись и гобелены, темнота – его время, но нельзя уже медлить, он последний из его противников, как хорошо, что в этот раз шпага даже привычнее руке, чем перо… Серебристая амальгама на клинке, хрупкая и смешная, если смотреть из века двадцатого, но тогда она входила в правила игры, и спасибо Посланцу Знания, уже истлевающему в своей отшельничьей келье, что он сумел-таки нанести серебро на сталь. Черный алтарь, перевернутое распятие, девушка на каменной плите – как смешно, как смешно это из двадцатого века, после триллеров и ужастиков голливудских режиссеров, но тогда это было совсем не смешно, пусть и страха не было. Их оказалось двое, Сила отдалась Тьме, и его клинок отбивал их выпады, а серебристая пленка кружилась, мерцала в свете черных свечей, осыпалась, клинок терял свою мистическую силу, и выбор сузился до одного – тогда он прыгнул вперед, чувствуя, как шпага Посланца Силы входит под ребро, мучительно медленно, но все-таки он дотянулся и ударил, и юноша с тонким бледным лицом взвыл, и в голосе не было ничего человеческого, и плоть его стала рассыпаться, истлевать зеленой жижей, закованная девушка закричала, а Посланник Силы выпустил шпагу и отступил на шаг, темный блеск гас в его глазах. Тебе повезло, девочка. Все-таки повезло. А знатный рыцарь – это куда лучше нищего менестреля. Ты простишь рыцаря и