– Так много? – удивился я.
– Так много. Потому что твое питание и твою кровать требуется волочить в пространстве вместе с тобой. И даже по минимальным внутренним расценкам флота это составляет изрядную сумму. Будешь спорить?
– Нет, – сказал я. Все было честно.
– Остается четыреста тридцать четыре кредита, – сказал старпом. – Теперь – страховка.
– Да не надо, – попросил я. Что-то непорядочное было в том, что я воспользовался «Клязьмой» как транспортным средством да еще и тяну с них немалые деньги.
– К сожалению, надо, – сказал старпом. – Ты застрахован на триста пятьдесят тысяч кредитов. Как положено. Страховой взнос составил сто семнадцать тысяч. Теперь, как ты понимаешь, страховка прервана. Страховой взнос назад не возвращается. Сто семнадцать тысяч минус четыреста тридцать четыре кредита…
Он развернулся в кресле и посмотрел на меня.
Я понял. У меня все внутри захолодело.
– Если ты прерываешь контракт, Тиккирей, то вначале придется урегулировать финансовый вопрос. Думаю, шестьдесят – семьдесят рейсов позволят это сделать. Наверное, года через два ты сможешь покинуть корабль.
– Это есть в контракте? – тихо спросил я.
– Конечно. Показать?
– Не надо. Я помню… я не думал, что страховка такая дорогая…
Старпом упер руки в колени, наклонился вперед и зло сказал:
– Тиккирей, ты думаешь, что только тебе, такому умному, пришла в голову идея – наняться на корабль и сойти на первой же попавшейся планете? Да если бы наш корабль летел в рай, а сделал остановку в аду, и то нашелся бы желающий смыться! Именно поэтому, Тиккирей, сумма страхового полиса столь велика. Чтобы экипажу не приходилось дергаться, выискивая мозги в каждом космопорте. Нанялся – работай! Мы ведь предупреждали тебя?
Я даже не заметил, что стал плакать.
– Ну, что ты выбираешь? Прервать контракт и получить право уйти через два года нищим или отработать пять лет и заработать свою треть миллиона?
Он был зол, чертовски зол на меня, самодовольного дурачка, который мешает ему сойти с корабля, развлечься, потратить в баре свои честно заработанные деньги.
Но я же смотрел контракт! Там кое-что было запутано, про некоторые вещи сказано мельком, но…
Сев на пол, я уткнулся лицом в колени. Два года – это конец. Я столько не выдержу. Уж пять лет – точно. Я не стану идиотом, но мне все будет безразлично. Кормят, поят, позволяют гадить под себя… и хорошо…
– Мы предупреждали тебя или нет? – рявкнул старпом.
– Предупреждали… – прошептал я.
Он сгреб меня с пола, усадил себе на колени, разжал рот и ткнул в зубы горлышко металлической фляжки:
– Пей! Истерику тут устраиваешь, словно визгливая баба…
Я глотнул обжигающую жидкость. Закашлялся.
– Это коньяк, – объяснил старпом. – И что ты собирался делать на этой планете, Тиккирей?
– Жить… – прошептал я.
– Жить? Как?
– У меня же есть имперское гражданство…
– Что с того? Ты думаешь, легко человеку выжить в незнакомом мире? Тем более – подростку? Тем более – без денег? Получил бы ты свои жалкие четыре сотни, и что с того? Это на вашей планете сто кредиток – деньги. В нормальном развитом мире ты и неделю на них не протянешь!
Он резко толкнул меня:
– Вон та дверь… умойся.
И, повернувшись к экрану, зло процедил:
– Служебный доступ. Аннулировать контракт расчетного модуля Тиккирея. Оформление страховки не производить.
Я смотрел на него, размазывая слезы.
– Не оформляли мы на тебя страховой полис. – Старпом сидел ко мне спиной, и только побагровевший коротко стриженный затылок выражал его эмоции. – Понятно было, для чего ты нанялся. Только Антон на тебя ставил, был уверен, что ты отработаешь
