своих ребят и вас тоже. Пусть улетают. И если найдут добровольца, что полетит с ними, – противиться не буду.
От остановился, раскуривая гаснущую трубку. Тоже мне космический волк.
– А вот что ты не согласился лететь с ними – меня радует.
– Спасибо, Денис. – Мне вдруг стало тепло от его похвалы. – Ну я же не совсем дурак. Лететь в команде аутичного мальчика и психованной девочки… Далеко не улететь.
– Я не сомневаюсь в ее способностях управлять яхтой, – ответил Денис. – Я сомневаюсь в ее возможности существовать в замкнутом пространстве с чужими людьми. Брат, конечно, входит в ее понятие «своих». А вот любой чужой человек… Лешка, если бы ты полетел с ними и за обедом слишком резко потянулся за ножом для масла – умер бы с вилкой в глазу. – Он хмыкнул. – А на следующей планете тебя сгрузили бы в нейлоновом мешке как жертву неосторожного обращения со столовыми приборами.
Я даже остановился – от страшной догадки перехватило дыхание.
– Ты что, хочешь сказать, их отец?..
– Нет, – отрезал Денис. – Не хочу. «Дочери Кали» из повиновения не выходят. Своих она убивать не способна. Разве что конфликт приоритетов.
Он постучал трубкой о телефон, вытрясая пепел. Буркнул:
– Что-то ты меня заморочил, Лешка, в любом случае по факту смерти будет проведено дознание. Да и нет ведь тут никакой смерти! У Анастасиса – аТан! И не порти мне последние дни на вашей планете. Свалились тут эти яхты на голову, сейчас еще штабную крысу черт принесет.
– Слушаюсь, не портить настроения.
– Ты чего? А, да брось. Считай, что я тебя демобилизовал. Я ведь к яхте тебя тащил, чтобы ты выбор свой сделал. Честно говоря, и не подозревал, что все так серьезно, думал, что тебе выпал шанс убраться с планеты.
– Спасибо, Денис.
– Было бы за что. Домой пойдешь? Или со мной пошатаешься? Мне надо еще курьера встречать.
Я подумал.
– А помощь тебе нужна?
– Нет.
– Тогда – домой. Спать хочу.
– Удачи тебе, – помолчав, сказал Денис.
– Угу. Завтра можно подойти? Расскажешь, что и как?
– Если это не будет государственной тайной первой степени, – ухмыльнулся Денис. – Давай, счастливо.
Легко сказать – пойду спать. Куда труднее прийти и уснуть – если до рассвета всего ничего, день вместил больше событий, чем иной год, а в пустом доме – тихо, мертвенно тихо.
Дом у меня самый обычный, деревянный, двухэтажный, в таком хорошо жить большой семье, а вот одному – тяжко. Весь верхний этаж пустует, а я живу на первом, в своей старой детской. Только кровать сюда перетащил нормальную, вот и все изменения.
Когда я понял, что зря глазами хлопаю, уже рассвело настолько, что стало все видно. Подвешенная к лампе – давным-давно перегоревшей, кстати, не люблю верхний свет – модель имперского эсминца. Я ее сам склеил, когда мне было лет десять, по чертежам из детского журнала «Имперский соколенок». А вот картинка на стене – это рисовала мама. Рисовать она не умела совершенно, если у меня и были художественные способности, то никак не от нее. Все картины где-то наверху, на чердаке. Только эту я не стал снимать, хотя однажды из любопытства насчитал на ней семь только фактических неточностей. Ну не мог Император Грей в разгар Смутной войны носить боевой костюм модели «Викинг», его еще не придумали, и на фоне пылающего гнездовья Алкари его изображать смешно, он там не был, и уж никак не мог Император трогательно прижимать к груди свежевылупившегося птенца Алкари, спасенного из огня. Алкари – не цыплята, у них генетическая память, и даже самый мелкий птенец понимает, кто друг, а кто враг. Хватанул бы Императора клювом в открытый гермошлем, и все, нет у человечества вождя. Ну и еще, по мелочи, всякие неточности.
Все здесь было знакомо, все привычно, я с закрытыми глазами могу каждую мелочь найти, а в туалет ночью сходить не просыпаясь вообще, и книжку на стол швыряю не глядя, зная, что упадет точнехонько на единственное свободное место. У нас в общине считают, что так вот и надо жить – храня преемственность поколений, дух, народность и моральные ценности. Когда-то эту комнату занимал отец. Вон в шкафу на полочке стоит пластиковая модель боевого робота. Это он собрал. А перед ним здесь жил дед. Подоконник сделан из доски, которую дедушка сам украсил выжиганием: там изображен огромный город, который будет стоять на
