Ум так завистлив; вы не знаете об этом. В мыслях, абстрактно, вы вполне нравственны. Все вы хорошие. Вы злитесь, потом раскаиваетесь. В раскаянии каждый замечательный. Вы говорите: 'Никогда больше не буду так делать'. Но вы не знаете, что говорите. Вы не знаете, что вы это говорите всю жизнь. Всякий раз, разозлившись, вы потом говорите: 'Больше никогда'. А потом это происходит снова и снова — вы даже настолько не наблюдательны, что не понимаете абсурдность этого.
Если вы на самом деле осознанны, вы бросите каяться, потому что поймете всю глупость этого. Вы уже каялись много раз. И ничего не менялось.
Был здесь злой человек. Постоянно был зол. Он говорил:
'Мне не надо Бога, мне не надо медитации. Выведите меня из этого состояния злобы. Я каюсь, но ничего не меняется. Что делать?'
Я ответил ему:
'Как же это может помочь, — спросил он. — Даже раскаяние ничуть не помогло. Если я не буду каяться, я стану еще злее'.
'Это уж предоставь мне. Прежде брось каяться'. Через неделю он пришел и сказал:
'Невозможно. Я не могу перестать раскаиваться: всякий раз, как я злюсь, оно следует словно тень. Это происходит само собой'.
Главное, что тут надо понять: у вас нет никакой воли. Главное, что надо понять: у вас нет пробужденного взгляда на себя. Вы не знаете себя. Вы не нарушаете все свои обещания, потому что вы не знаете того, кто обещает. Как можно выполнять обещания?
Одно настроение обещает, а когда приходит время выполнять, этого настроения больше нет, в вас говорит уже другое настроение. А это другое настроение и слыхом не слыхало о первом.
Вечером вы решаете: 'Я встану завтра утром в четыре часа. На этот раз я точно встану!' Но вы не знаете настроения, которое будет в четыре часа утра. Наутро, в четыре, кто-то в вас говорит: 'Что за ерунда! Вставать в такую рань? Холодно и идет дождь, а поспать так прекрасно. Поспи еще немного, ты еще не выспался'. Вы позабыли напрочь свое обещание. Поворачиваетесь на другой бок и сладко засыпаете. Утром, за чаем, вы уже раскаиваетесь, теперь вы осуждаете себя: 'Что я за человек! Решил же я подняться в четыре часа, гэчему же я продумал?' Теперь эта стадия, третье состояние, третья спиц7 н (верху. Можно снова решить встать в четыре ч.'са, потому ч
Абстрактный вопрос; ничего еще не поставлено на карту. Вы не нашли кошелек и ничего еще о себе не знаете.
Как будто дело в том, чтобы знать, кто хозяин! 'Если бы я знал, кто хозяин, я бы возвратил его немедленно, а вот если бы не знал, то потратил бы много времени, чтобы его найти'.
В городе Муллы Насреддина есть традиция: если кто-то что-то найдет, он должен пойти на рынок и трижды громко крикнуть: 'Я нашел то-то и то-то'. Если окажется, что вещь ничья, он может считать ее своей.
Однажды Мулла нашел бриллиант. Он пошел на рынок, прокричал трижды и вернулся домой. 'Где ты был?' — спросила жена. — 'Я нашел бриллиант. А по традиции надо пойти на рынок. Вот я и был там'. 'Разве сейчас время? Среди ночи, когда все спят!? Ты в самом деле прокричал три раза?' 'Да, я кричал, но очень тихо. Честно говоря, я сам себя не слышал. Я пробормотал чуть слышно, потому что рядом спал нищий, и я боялся, что он проснется и скажет, что это его. Но я следовал правилу, так что все в порядке. Теперь это наш бриллиант'.
Подумайте, вы тоже могли бы так сказать. Ничего не поставлено на карту; нет никакого кошелька, ничего нет. Можно так просто быть нравственным. И прохожий говорит: 'Если бы я знал, кто хозяин, то не о чем и говорить. Я тут же бы пошел и отдал ему. Заминка могла бы возникнуть, если бы не было известно, кто хозяин, но не из-за меня'.
Подумайте об этом, поставьте себя на его место. Разве вы не ответили бы так же? Ничего не поставлено на карту. И рабби должно это понравиться, он должен был похвалить вас за нравственность.
'Ты дурак', — сказал рабби.
Но почему же такой хороший человек — дурак? Почему рабби сказал так?
Рабби говорит: 'Ты не знаешь, о чем говоришь, ты не осознал себя. Вся твоя жизнь прошла, а ты еще ничего не знаешь о себе: в тебе сидит зависть, жадность, амбиция, зло, наконец. Ты дурак'.
Кто дурак? Тот, кто не осознал себя.
Второй говорит: 'Я не дурак'. Но глупость в его понимании — совсем не то, что у рабби. Слова иногда обманывают, потому что они одни у всех. Рабби сказал первому: 'Ты дурак, потому что не знаешь себя'.
Второй говорит: 'Я не такой дурак, чтобы отказываться кошелька с деньгами, который я нашел'. Нет, у этого второго слово 'глупость' имеет совсем другую глубину и значение. Он говорит: 'Если найдешь деньги, если ты умный, надо быстро сматываться, чтобы никто не узнал'.
Он говорит: 'Я не разиня, я не дурак. Меня не обманешь моралистической чушью: надо, мол, отдать хозяину, не твое — не трогай, а то будешь гореть в аду. Или, если отдашь, будет награда на небесах; я не дурак'.
Второй — обычный мирской человек, но все же лучше, чем первый, потому что, каков бы он ни был, он это знает. У него, по крайней мере, есть проблеск понимания себя, и он знает: 'Я не дурак'. Он хитрый, умный, расчетливый.
Первый — простофиля. Первый такой же, как и второй. Случись все на самом деле, первый повел бы себя так же, как и второй, но верит, что он нравственный. В этом разница между так называемыми верующими и неверующими. Единственная разница.
Верующий ходит в храм, в церковь, в мечеть. Он молится, говорит о Боге, носится с Писанием, обрядами и выглядит очень верующим. Но, когда складывается ситуация, он ведет себя так же, как любой неверующий, иногда и почище.
Индия — хороший пример. Вся страна думает, что религиозна. В Индии даже думают, что их страна — единственная религиозная страна в мире. Этим без конца хвалятся. Думают, что они религиозные вожди мира и что весь мир должен прийти поклониться им. Думают, что должны наставлять мир в том, что касается религии, Бога, духовности. Но если вы посмотрите, как они живут, то увидите людей гораздо более материалистичных, чем другие.
Таково мое наблюдение: те, кто приходит с Запада, менее материалистичны, чем те, кто живет в Индии. Внешне они могут казаться материалистами; они, может быть, не притворяются религиозными, но они менее материалистичны, они менее привязаны к вещам. Индусы просто сумасшедшие: они привязаны к деньгам, дому, ко всему. И в то же время они делают вид и хвастаются, что религиозны: они не верят в материю, они верят в Бога. Они без конца говорят, что мир — это иллюзия, но попробуйте выпросить у них гривенник: невозможно! Отчего так?
Есть два типа людей: индус и человек Запада. Человек Запада знает, что он не дурак; если попадутся деньги, он возьмет их — очень просто. Индус скажет: 'Нет, я не дотронусь до них'. Но внутри он уже начал соображать, что с ними сделать. Снаружи одно, внутри другие. В этом единственная разница между людьми нравствен-' ными и безнравственными. Нравственные — лицемеры.
Второй искреннее, потому что говорит правду. 'Я не такой дурак, я не собираюсь отдавать кошелек никому. Если я его нашел, он мой, и все, что в нем есть, мое'. Может быть, это выглядит аморально, но так искреннее. А, в конце концов, помогает искренность, а не мораль. Он, по крайней мере, знает, что он за птица! Первый совершенно не знает, что он за человек. Он верит в свою невинность. Если вы верите в свою возможность, вы не невинны, а в большей опасности: вы дурак. Потому что вы верите в то, чего нет.
Лучше быть простым мирским человеком, чем религиозным лицемером. Хорошо быть искренним, даже если ваша искренность обнаруживает не самое лучшее в вас. Ибо, раз вы знаете свои слабости, вы можете преодолеть их. Если не знаете — они за вашим 'я'. Ваши враги — в подсознании, они могут захватить вас в любой момент. Лучше знать врага, чем не знать; тогда можно что-то сделать.
Он сказал: 'Ты свинья', но не сказал: 'Ты дурак'. Вы не так уж хороши — это правда — но не дурак. Первый тоже не ангел, но он к тому же и дурак, потому что не знает своего внутреннего двуличия. Рабби позвал третьего и задал тот же вопрос.
Этот действительно понимает всю ситуацию. Он говорит, что не может обещать. Он знает себя, свою лживость, он знает свою хитрость, он знает свои черные минуты. Он знает о той борьбе, которая поднимется в нем, когда он найдет кошелек. Он действительно пришел
Может быть, я буду в религиозном настроении, может быть нет. Потому что настроения приходят, и я им не хозяин. У меня нет своей воли. Разные настроения владеют мной, и я веду себя соответственно: я машина. Что я могу обещать? Как я могу обещать? Вы задаете абсурдный вопрос.
Я знаю и о своей злой воле. И я не знаю! — может быть, эта злая воля будет слишком сильна, и мне не удастся уберечься от нее. А может быть, дурное побуждение и не будет столь сильным... Но я не смогу сказать, что случится: это непредсказуемо. Я не знаю, что будет. Я знаю прошлое, сколько раз случалось то же самое, и злая воля была столь сильна, что мне не удалось победить ее. Мне приходилось сдаваться.
Сейчас этот вопрос не стоит, это абстрактный вопрос. Но он делает его реальным. Вопрос не о кошельке, вопрос о вашем понимании. Знаете ли вы, что вы сделаете? Осознавший хорошо знает, что ничего нельзя сказать.
Первый прохожий совершенно не знает. Второй немного знает, но отождествляет себя с хитростью. Третий знает, но не отождествляет себя с дурным побуждением. Это надо понять.
Первый совершенно бессознателен. Второй немного понимает, но он не пользуется своим пониманием, чтобы перешагнуть; он, скорее, пользуется своим знанием, чтобы стать 'практичнее'. Он отождествляет себя со своей злой волей. Он говорит: 'Я не дурак'. Он отождествляет себя с хитростью. Что он говорит? Он говорит: 'Я умный и хитрый. Я не дурак'. Третий не отождествляет себя ни с чем. Он говорит: 'Я не знаю'. Ничего нельзя сказать наверняка.