в своей любви к живописи. И это ослепило несчастного Маркуса, он слишком поздно прозрел, только после того, как продал мне картины твоего отца.
Он сделал паузу, наверное, рассчитывая на то, что меня поразит эта новость, но я оставался невозмутимым и молча продолжал его слушать.
- Не все картины мне довелось покупать, к примеру полотна Уистлера2— были украдены из музеев и свезены в «Павлинью комнату»3, в «Музее Азии», в Вашингтоне: его работы горели с особенным звучанием, их пепел лежит на самом дне бочек. Мы даже смогли превратить в опилки офорты Гойи4! Теперь мастера единой кашей устилают днища. Но картины твоего Отца я оплатил, все до единой! Дороже, и от того милее всего, была та, что с мужчиной сидящим в пустыне, у аквариума с рыбкой. Досадно было узнать, что Маркус решил их сохранить и спрятал те внутри корабля… точнее он засунул их внутрь бутылок.
Я непроизвольно ухмыляюсь. Маркус, я тебя недооценил.
- Мне понадобилось долгих пять лет, чтобы отыскать этот корабль, он упорно не желал быть найденным! За это время Маркус успел скрыться — он был единственный, кто покинул Фиру в ту ночь. Твой отец сгорел, — он тяжело вздохнул, проглатывая подступивший к горлу ком. — На него у меня были особенные планы! — Эдван воодушевился и тут же сник: — Он стал бы первым художником, которого я бы принудил смотреть на то, как горят его картины. Но все, что мне досталось — это ты! Да еще и под следствием, обвиненный в поджоге. Мучительно больно осознавать, что ты — лишь «плоть от плоти». Играешь с куклами, набиваешь перьями подушки… — никогда еще в его словах не слышалось столько горечи, столько сожаления. — Корабль мы нашли на побережье Флориды всего месяц тому назад… а тут ты с этими куклами и Клем… — его лицо стало хмурым, он был разочарован.
- Ты все сказал? — я спрашиваю.
- Я считал необходимым все тебе объяснить! И это должно было принести мне удовольствие, я хотел, чтобы ты понял!
- Я понял, — улыбаюсь.
- Ты не хочешь узнать зачем я их сжигаю?
- Нет.
- За то, что мой человек признал свою вину на суде и тебя отпустили, можно быть более благодарным! Ты лишь плоть от плоти… тебе не понять, что произошло перед твоими глазами! Как же я ошибался, как ошибался… Так много сил было потрачено впустую — на тебя! Ты лишь плоть от плоти…
- Я весьма признателен.
- Это нечестно! Ты должен… ты должен…
В эту секунду он переменился в лице, как по нажатию кнопки, он машинально надел шляпку и низко поклонился мне. Толпа двинулась к выходу. Последними шли Эдван, Клаудия и Вор. А я так и не узнал, что же и кому я «должен».
- Ты не интересный собеседник, мой милый друг, — обиженно протянул Ошпаренный.
- Я же говорила, что нужно было все ему рассказать еще в самом начале! — заметила Клаудия. — Или убить его надо
