— Вам я дозволяю пидийти до мене. Скажить, будь ласка, як називаеться найближчий населений пункт?
— О, то ви украинець… Я теж украинка, а чоловик мий, он вин стоить, поляк… А село наше — Адамовка.
Бельский все еще держал пистолет, поэтому женщина продолжала его убеждать:
— Да вы спрячьте пистолет. Мы же ваши друзья. У нас все время здесь были ваши партизаны, самого Ковпака видели. Недавно ушли дальше, в тылы германцу.
Бельский окончательно успокоился, хотя, откровенно говоря, и не знал тогда замечательного вожака партизан Сидора Артемьевича Ковпака.
Через полчаса послышался гул самолетов — это возвращалась тройка Петрова. Михаил Георгиевич передал по радио, что недалеко — село Адамовка. Бельский пожелал им счастливого возвращения, а сам пошел с польскими друзьями к ним в село. Они и в самом деле как настоящие друзья приняли его: накормили ужином, побеспокоились о ночлеге.
Хорошо отдохнув ночью, пробудился он ото сна не «по-авиационному» поздно: солнце уже стояло высоко над горизонтом. За завтраком его застала команда наших техников, что приехала эвакуировать самолет. Авиаторы поблагодарили польских друзей за гостеприимство, техники направились к самолету, а Бельский на легковой машине возвратился в часть.
Вскоре вся дивизия перебазировалась на аэродромы, расположенные в Польше. Оттуда вылетали прикрывать войска на Сандомирском плацдарме, охранять переправы на реке.
Под Сандомиром в августе сорок четвертого года авиаторов дивизии постигла опять беда: погиб помощник командира дивизии по воздушно-стрелковой службе Герой Советского Союза Константин Вишневецкий, а день спустя погиб другой помощник командира дивизии, штурман Василий Шаренко, тоже Герой Советского Союза.
Василий Шаренко на связном самолете По-2 полетел на поиски площадки под аэродром. Пролетая над лесным массивом, в котором находилась окруженная группировка фашистов, он был сбит зенитным огнем. Широкоплечий, выше среднего роста, с крупной головой, он отличался исключительно спокойным и добрым характером. Его доброжелательность к людям была неиссякаема. Мягкая улыбка не сходила с лица, даже когда он сердился.
В тяжелое время отступления, в сорок втором, Василий без устали водил группы или всю эскадрилью на боевые задания, а по вечерам задушевно пел украинские народные песни.
На подступах к Кавказу в одном из боев Василий Шаренко был сбит. Обгоревший, с забинтованными ранами, добрался он под вечер на аэродром и, смеясь, ругал на чем свет стоит фашистов:
— Я с ними рассчитаюсь, черт побери, нехай! После ужина летчики собрались в общежитии и начали его подзадоривать:
— Василий Денисович, ты расскажи, как хотел напугать фашиста…
На его самолете отказало вооружение, но он не вышел из боя, а ринулся в лобовую атаку на «мессершмитта» и был подбит.
Летчики смеются, а Шаренко в который раз начал рассказывать:
— Да я его, черт побери, нехай, поймал в прицел. Эх, жаль, что пушка не стреляла. Ну, думаю, не знает, что у меня не работает вооружение, долго не выдержит. Он и действительно не выдержал — и резким пикированием ушел вниз, но успел пустить по мне очередь… Надо же было, черт бы его побрал, нехай, чтобы снаряд угодил как раз в мотор.
Еще больше веселил он всех, когда начинал исполнять… «оперные арии». Неуклюже двигаясь по комнате, широко расставляя руки, он пел, на ходу сочиняя текст на ситуации из нашей боевой жизни. Сколько жизнерадостности вносил Шаренко в немногие минуты досуга!
Бельского с ним роднила памятная и приятная ситуация, связанная с освобождением Мариуполя. Они оба летали на самолетах-подарках; у Ивана Бельского был «От школьников Мариуполя», а у Василия Шаренко — «От трудящихся города Мариуполя».
После войны, когда Бельский работал директором средней школы на Полтавщине, ему довелось однажды побывать в гостях у соседей — в Куземинской сельской школе. Рассказывая о боевых подвигах своих однополчан, он много теплых слов посвятил Василию Шаренко. — А не наш ли это земляк и воспитанник школы? — спросил его библиотекарь Михаил Кулинич, который занимался поиском своих односельчан — героев войны.
К счастью, в портфеле бывшего летчика нашлись фотографии, на которых среди других летчиков был запечатлен и Шаренко. Позвали нескольких пожилых людей, хорошо знавших Василия в ту пору, когда он жил и учился в селе. Они без труда узнали его на фотографии. Только теперь куземинцам стало известно, что их земляк — Герой Советского Союза, прославленный летчик, уничтоживший 16 фашистских самолетов.
Куземинцы рассказали о детстве Василия. Его отец был командиром в дивизии Григория Котовского. После гражданской войны участвовал в борьбе с бандитизмом. Однажды бандитам удалось схватить его. Долго издевались над ним, а потом убили. Ночью банда ворвалась в село, расправилась со многими активистами, в том числе и матерью Василия. Мальчику было тогда три года. Воспитывался в детском доме, учился в Куземинской школе, потом в Харькове.
Довелось Бельскому потом неоднократно выступать и в школе, и в сельском клубе с рассказами о боевых делах Василия Шаренко.
По ходатайству жителей Куземино сельская школа названа именем бесстрашного летчика. В школе установлен бюст В. Д. Шаренко, создан музей, материалы которого повествуют о боевом пути Василия Денисовича.
Львовское телевидение (Шаренко похоронен на Холме Боевой славы во Львове) посвятило несколько телепередач В. Д. Шаренко. Его имя носит и одна из школ Львова.
После прорыва обороны противника на Сандомирском плацдарме в январе сорок пятого года наши войска, стремительным наступлением освобождая польские земли, вошли на территорию Германии. Мы знали, что придем сюда, еще в то тревожное для нас первое лето войны — лето тяжелых потерь и отступления в сорок первом…
Только перед самой Германией удалось догнать Бельскому своих авиаторов. Еще осенью, когда базировались в Польше на аэродроме Ежеве, командование предложило ему путевку на курорт, в Ессентуки.
— Фронт стабилизировался. К тому же дело идет к осени, затем зима. Время это, как известно, не балует летчиков летной погодой. Вот и поезжай, отдыхай себе спокойно, а главное — подлечись основательно в настоящей здравнице с настоящими специалистами. Будем ожидать тебя к весне здоровым и полным сил. К решающему, последнему удару, — говорил майор Лукьянов, стараясь рассеять сомнения Бельского. Тот все еще рассматривал врученную ему врачом путевку, не зная, как поступить с ней: то ли соглашаться на поездку, то ли вернуть.
Кавказ в предновогодние дни предстал перед его глазами молчаливо суровым, без признаков праздного веселья, характерного для курортных городов, — это война накладывала и здесь свой отпечаток. Но непривычно было видеть вечерами освещенными улицы городов, движение автомашин и железнодорожных электричек с незакрытыми, полностью сияющими фарами. Стояла зима, не по-настоящему сибирская, но все же со снегом и ярко светящим, негреющим солнцем.
У Бельского было поручение командира эскадрильи 16-го полка капитана Виктора Ивановича Жердева: проведать в Ессентуках его родителей, а заодно передать сестре от него фронтовой подарок — часы, купленные им в освобожденном Львове. Вот поэтому, когда Иван Ильич вышел из поезда на вокзал в Ессентуках, то сразу же принялся разыскивать дом по указанному в блокноте адресу.
Родители Виктора оказались милыми и гостеприимными людьми. Гость передал им теплый фронтовой привет, как просил его Виктор, его сестре собственноручно надел на руку часы и хотел было проститься, чтобы идти в санаторий, но родители дружно запротестовали:
— Никуда вы не пойдете. Послезавтра Новый год. Встретим вместе, а уж потом можно и в санаторий отправиться. Мы вас будем снабжать минеральной водой из источника, считайте, что курс вашего лечения уже начался…
Он остался. Уж сколько рассказывал им о своей фронтовой жизни, передал по памяти ситуации отдельных воздушных боев, а родителям Виктора все хотелось, чтобы рассказ продолжался.
— Как же это вы там живете, в лесу-то? Наверное, и согреться негде? А кто же вас там кормит? — это волнения мамы. До некоторой степени они кажутся наивными, но по-настоящему заботливыми, как и его, Бельского, матери.
Тоска по домашнему уюту и теплое гостеприимство удержали Бельского еще целую неделю после Нового года гостем у Жердевых. Только 8 января появился он в санатории.
12 января, поздно вечером, узнал, что войска их фронта начали наступление. Он сразу же бросился к дежурному врачу и стал просить, чтобы тот выдал его документы и отпустил из санатория. Но врач и слушать не захотел:
— Если вас направили сюда, значит, вам нужно сейчас лечение, а не фронт. Вот подлечим, и поезжайте тогда, но не раньше чем через три недели.
«Что же делать? Как поступить?» — думал он. Решил дождаться утра, чтобы попытаться уладить свой вопрос с главврачом.
Главврач еще более категорически отказал. Тогда Бельский решил уехать без документов. Санаторная путевка его не беспокоила, а вот проездные документы…
— Да ведь у меня же есть книжка Героя и проездные талоны, — осенила вдруг мысль.
Не прошло и часа, как он уже был у Жердевых. Зашел проститься. Мать сразу же начала суетиться с приготовлением подарка Виктору, не переставая при этом передавать разные наставления и напутствия…
Провожали на перроне его всей семьей. Когда показался на подходе к вокзалу поезд, мать Виктора не выдержала — громко заплакала, повисла на плече летчика:
— Дорогие вы мои сыночки! Да вы же молодые какие, жить только вам! Ну зачем, зачем же эта жестокая война, скольких уже она таких, как вы, забрала?.. Чувствует мое сердце, не увижу я сыночка…
— Не плачьте, мамаша! И я, и ваш Виктор приедем еще к вам, вот только войну закончим. Это будет последний бой, который принесет желанную нам победу.
Не знал тогда Бельский, что Виктор Жердев погиб в первый день нашего наступления. Эта весть долетела к нему в пути, когда он уже добирался в часть, во Львове. Вспомнил он тогда прощание на вокзале, слезы матери Виктора и подумал: «Неужели материнское сердце предчувствовало беду? Все дни нашего совместного пребывания мать ни разу не обмолвилась о том, с чем мы свыклись на фронте, а вот в те минуты, когда подходил поезд, не сдержалась…»
Позже Бельский узнал, что его минуты прощания с родителями Жердева совпали с минутами прощания летчиков полка с Виктором…
23 января Бельский наконец добрался в свой полк. Погода, казалось, противилась летчикам: хмурые дни с туманами сменялись отдельными снегопадами. Но летчиков не удержать, все стремились в бой, строго по графику взлетали и уходили к линии фронта группы, другие возвращались, спокойно и организованно приземлялись после успешного выполнения задания. В этом проявлялось высокое мастерство авиаторов.
Но в воздухе все реже и реже приходилось встречать противника, а еще реже — вступать с ним в воздушный бой. Стоило фашистским летчикам увидеть наши самолеты, как они сразу же обращались в бегство: одни камнем падали к земле, чтобы на бреющем полете, маскируясь на фоне местности, незаметно
