– Ой, врешь! – Она легонько ткнула его пальцем в бедро.
– Ладно, упомянул. Прости. Это же новость. Мне нравится, когда я ей интересен.
– И что она сказала? – Тесс поставила чашку с горячим шоколадом на стену рядом с собой.
– Ты явно никогда не бывала у психотерапевта. – Коннор взглянул на нее. – Они ничего тебе не говорят. Они твердят что-то вроде: «И как вы себя чувствуете в связи с этим?» и «Как вы думаете, почему вы так поступили?»
– Готова поспорить, она меня не одобряет, – заключила Тесс.
Она взглянула на себя глазами психотерапевта: бывшая подружка, разбившая молодому человеку сердце много лет назад, внезапно вновь объявилась в его жизни, как только ее брак начал рушиться. Тесс захотелось оправдаться.
«Но я же ни на что его не уговариваю. Он взрослый мужчина. И возможно, из этого выйдет что-то серьезное. Действительно, я вовсе не вспоминала о нем после того, как мы расстались, но вдруг я смогу в него влюбиться. Собственно, я, может быть, как раз в него и влюбляюсь. Я понимаю, что ему и так несладко из-за погибшей первой девушки. Я не собираюсь разбивать его сердце. Я же хороший человек».
А хороший ли она человек? Тесс смутно ощущала что-то едва ли не постыдное в том, как именно проживала свою жизнь. Не было ли признаком ограниченности, мелочности, даже низости ее стремление отгораживаться от людей, укрываясь за удобной стеной застенчивости, этой своей «социофобии»? Если кто-то пытался подружиться с ней, она оттягивала ответы на звонки и электронные письма. В конце концов люди сдавались, и Тесс неизменно испытывала облегчение. Будь она лучшей матерью, более общительной, она помогла бы Лиаму подружиться с другими детьми, помимо Маркуса. Но нет, она только посиживала с Фелисити, хихикая и язвя за бокалом вина. Они с Фелисити не терпели чрезмерно худых, чрезмерно спортивных, чрезмерно богатых или чрезмерно интеллектуальных. Они смеялись над людьми с личными тренерами и маленькими собачками, над людьми, вывешивающими в «Фейсбуке» слишком заумные или безграмотные комментарии, над людьми, использующими фразу «Сейчас я переживаю очень хорошее время», и людьми, которые всегда во всем «участвуют» – вроде Сесилии Фицпатрик.
Тесс и Фелисити сидели за краем поля жизни, зубоскаля над игроками.
Если бы у Тесс был более широкий круг общения, то, возможно, Уилл не влюбился бы в Фелисити. Или, по крайней мере, в его распоряжении оказался бы больший выбор кандидаток в любовницы.
Когда ее жизнь рухнула, у Тесс не осталось ни одного друга, которому она могла бы позвонить. Ни единого друга. Вот почему она так повела себя с Коннором. Ей нужен был друг.
– Я соответствую схеме, ведь так? – спросила Тесс внезапно. – Ты все время выбираешь неподходящих женщин. Я очередная неподходящая женщина.
– Хмм, – протянул Коннор. – А еще ты не принесла обещанные булочки.
Он запрокинул голову и допил остатки горячего шоколада. Затем отставил картонную чашку на стену рядом с собой и придвинулся ближе к Тесс.
– Я тебя использую, – заключила она. – Я плохой человек.
Коннор положил теплую ладонь ей на затылок и привлек ее так близко к себе, что она почуяла шоколадный запах его дыхания. Затем вынул чашку из ее ослабевшей руки.
– Я использую тебя, чтобы не думать о собственном муже, – уточнила Тесс.
Ей хотелось, чтобы он понял.
– Тесс. Милая. Думаешь, я этого не знаю?
Затем он поцеловал ее, так вдумчиво и сосредоточенно, что ей показалось, будто она падает, парит, кружит все ниже, ниже и ниже, словно Алиса в Стране чудес.
6 апреля 1984 года
Джейни и не знала, что мальчики умеют краснеть. Ее брат Роб краснел, но он явно не считался за настоящего мальчика. Она не подозревала, что умные, симпатичные мальчики из частной школы вроде Джона Пола Фицпатрика тоже умеют краснеть. Вечерело, и свет уже угасал, делая все вокруг неотчетливым и смутным, но она все еще могла разглядеть, что лицо Джона Пола пылает. Даже его уши, отметила она, сделались розовыми на просвет.
