открытых источниках об этом человеке, медленно выползала из факсимильного аппарата на шестом этаже редакции – здания из стекла и бетона в одном из районов Лондона.
История тянула на сенсацию. Один из международных наблюдателей, работавших в стране перед началом войны под эгидой ООН, использовал служебное положение в личных, преступных целях. Ведь кто такие были ооновские наблюдатели? Это несколько десятков, а в отдельные годы – и сотен человек, которые совершали инспекционные поездки, пользуясь неограниченными полномочиями. Мандат давал им право совать свой нос, куда угодно. Достаточно было лишь за пару часов уведомить власти о том, в каком направлении они едут. Никто не мог им помешать. Миссия искала оружие массового поражения. Иракский режим утверждал, что его у него нет. Обратное доказано не было, но война началась именно под предлогом уничтожения этих, так пока и не найденных арсеналов.
На выходе из телецентра Дэвида окликнули. Фарух сидел в своем "Форде" на противоположной стороне улицы.
– Дожидаешься клиентов? Здесь, в такую рань? – спросил журналист, садясь в машину.
– Дожидаюсь тебя.
Выяснилось, что помощник узнал, где искать Дэвида у знакомого таксиста, который и подвозил его сюда.
– А способ съездить в этом городе куда–нибудь так, чтобы об этом тут же не растрезвонили всему Багдаду, есть? – поинтересовался репортер.
– Конечно, есть: ездить со мной.
– Именно за это я тебе и плачу, но тебя не было возле "Палестины".
– И по уважительной причине. Я был в морге.
– А выглядишь, как живой.
– Я был в том морге, куда отвозили останки Латифа, перед тем, как передать их родственникам. Ты сказал, что парень прижимал то, что оказалось взрывным устройством, к груди. Я рассудил, что хотя бы часть одежды могла уцелеть. Он носил форменные брюки охранника.
– Продолжай.
– В брюках, как правило, бывают карманы, – не торопясь продолжил явно довольный собой помощник.
– Это я знаю, – нетерпеливо выпалил журналист, – но мы же не на курсах кройки и шиться. Что ты нашел?
– Записку. Точнее обрывок записки. Почти вся она сгорела, но можно различить подпись.
Фарух открыл бардачок и достал оттуда пакет с обугленным клочком бумаги.
– Заглавная "Р", затем "у" и "д". Последняя буква – "ф", – прочитал Дэвид.
– Рудольф, – выдвинул версию помощник, – от фамилии уцелела только заглавная "К".
– Отличная работа.
– За отличную работу полагается отличная оплата. С тебя – шестьдесят фунтов. Десятка – сторожу в морге, полтинник – мне на восстановление расшатанных нервов. Копаться в окровавленных тряпках – то еще удовольствие.
Спутниковый телефон ожил, когда они уже подъезжали к гостинице. Звонила Мия Бэйли. Она работала в отделе, который занимался поиском и проверкой фактов. Несмотря на молодость (ей не было еще и тридцати) девушка считалась одним из лучших специалистов в этой области. Дэвид подозревал, что мисс Бэйли неравнодушна к нему. Несколько раз она строила репортеру глазки и даже пыталась заигрывать. Ему же постоянно было некогда, и дальше обычного флирта дело у них все никак не заходило.
– Не верю своим глазам? – сходу начала Мия. – Решил сбежать к мухоморам? Будешь оттачивать перо с этим старикашками–черепашками.
"Мухоморами" в редакции называли группу журналистов, специализировавшихся на некрологах и на нуднейших статьях о престарелых юбилярах. Авторы, пишущие на эти темы, и правда, все были в возрасте и отличались от вечно куда–то спешащих сотрудников других отделов тем, что перемещались по кулуарам с почтительной, истинно похоронной неспешностью. Им – респектабельным певцам вечного покоя и ваятелям прижизненных памятников торопиться было некуда. Это, подозревал Дэвид, еще и оттого, что некрологи и дифирамбы на почти всех политиков, артистов, бизнесменов были ими написаны заранее и лежали в столах, дожидались своего часа.
– Я тоже рад тебя слышать, – отозвался репортер в трубку, – хочешь сказать, что человек, который меня интересует, либо слишком известен, либо уже умер.