летах – не какой-нибудь бесшабашный бурш или, того хуже, поэт.
На девственно чистый стол легла газетная бандероль. Тонкие длинные пальцы вскрыли обертку, развернули, расправили шелестящие страницы. «Прекюрсер», Лион, 4 июня. Заголовок, передовица, столбцы новостей...
Вот!
«Париж, 1 июня. Вчера злосчастная дуэль отняла у науки юношу, подававшего самые блестящие надежды. Увы, его преждевременная известность связана только с политикой. Молодой Эварист Галуа дрался на дуэли с одним из своих друзей. Есть сведения, что дуэль была вызвана какой-то любовной историей. Противники избрали в качестве оружия пистолеты. Стреляли в упор, но из двух пистолетов заряженным был только один. Пуля ранила Галуа навылет. Его перенесли в больницу...»
Пальцы сжались в кулак.
– Rassa do! [7] Rassa!..
Кулак молнией упал на столешницу – и замер на волос от зеленой ткани. Любопытный гоблин, выглядывавший из пыльного камина, удрал в дымоход. Слышать такое от Зануды приходилось нечасто. А уж видеть...
Кулак разжался. Торвен сложил и спрятал газету. Из нижней папки выскользнули листы белой бумаги с золотым обрезом. Перо нырнуло в массивную бронзовую чернильницу.
– Alles ist hin!
2
Утром в доме академика Эрстеда царила тишина.
Гости и посетители приходили ближе к вечеру. Время до полудня считалось священным. Гере Эрстед работал в кабинете или лаборатории, если не отправлялся на службу, в Политехнический институт. Зато гере Торвен бессменно пребывал на посту. Место, которое он именовал «караулкой», располагалось очень удачно – на широкой лестничной площадке между первым и вторым этажами. В давние годы здесь была каморка для прислуги – тесная и неудобная, но, как выяснилось, вполне подходящая для Зануды.
Восседая на стуле с высокой «готической» спинкой, он слышал все, что происходит не только на лестнице, но и у входных дверей. Наглые визитеры, посмевшие нарушить утренний покой дома, чудом миновав привратника и проскользнув мимо его глазастого внука, Каре-Непоседы, неизменно удостаивались встречи с гере Торвеном – хмурым и решительным.
Времени как раз хватало, чтобы услышать звонок колокольчика у крыльца, встать, взять трость – и шагнуть навстречу. Пистолет довелось пустить в ход лишь однажды.
Вот снова – колокольчик...
Торвен вздернул светлые брови, прислушался к быстрым шагам.
Бумага, лежавшая на столе, юркнула в папку. Гоблин в камине с завистью вздохнул. Зануды не допускают посторонних к служебным документам. Дружба дружбой... Кроме того, Торбен Йене Торвен не позволял себе прятать бумаги в присутствии гостей, считая сие крайне невежливым.
– Гере Торвен! Знаете, что мне пришло в голову?..
В дверь заглянул Длинный Нос. Подался назад, вновь появился, теперь уже in corpora. Счастливый владелец носа и сам был долговяз – не великан, а дылда. Иных сравнивают со складным метром. А случается, метр – нескладной. Худ, узкоплеч, волосы торчком...
– Обязательно расскажу гере Эрстеду! Но сначала вам, гере Торвен... Добрый день!
– Добрый день, гере Андерсен! Отчего бы вам не присесть?
Длинный Нос махнул костлявой рукой.
– Не стоит! Я... Каждое живое существо – это двигатель, настроенный на работу Вселенной. Нет созвездия или туманности, солнца или планеты, которые бы не ощущали контроля над своей судьбой. Не в расплывчатом астрологическом смысле, а в прямом и положительном смысле физики...
– Сами придумали? – поинтересовался Торвен.
