Золотарь, или Просите, и дано будет…

Пока во мраке сцепились в драке ладонь и знаки, ключ и печать…

Антошка играет с Талейраном.

Черт его знает, зачем я назвал цуцика Талейраном. А уж где я его подобрал — этого и черт не знает. Проснулся утром, в башке конный парад, а он рядом на кровати. В ногах деликатничает. И храпит, как Фальстаф. Откуда, как — ничего не помню. Кучерявый, лобастый. На прошлой неделе ходили с ним к знакомому кинологу. Тот ржал, как конь. Сказал, что черный терьер, бернская овчарка и барбос Кабысдох.

Породу изобрел: собака Франкенштейна.

Вон, рычит. Вцепился в искусственную кость, тянет к себе. Башкой мотает. Антошка хохочет, типа отбирает. Вспотел от натуги. Он теперь у меня каждый вечер околачивается, ботаник. Ужинает, выгуливает Талейрана. Ночевать не остается.

Потому что — Шиза.

— Знаешь, папа, — неожиданно говорит Антошка. Рычание Талейрана вторит ему контрапунктом. — Я свой ЖЖ убил.

— Чего вдруг? — удивляюсь я.

— Так, ерунда. Я зарок дал. Когда ты пил, а потом — в больнице… Ну, короче, я подумал: если обойдется, убью ЖЖ. Глупо, правда?

— Глупо. В мое время девчонки руки резали…

— Зачем?

— В знак верности. Парень в армию уходит, а она по руке ножом — чик! Чтоб верил: дождется. Шрамы оставались — тоненькие, белые.

— Ждала?

— Как когда. Бывало, через полгода — замуж. Со всеми шрамами…

…текут чернила, как воды Нила, и крокодилы зевают всласть,
От их зевоты всем ясно: вот ты, и главный кто тут, и чья здесь власть,
И что по чести, а что — прочесть бы, да против шерсти рванет судьба,
По кромке бездны, и друг любезный споет для бесов: «…там правит бал!»

Шиза возится на кухне.

Гремит посуда. Течет вода. Шуршит мочалка. Шиза аккуратна до икоты. У меня никогда не хватало терпения так мучить несчастную тарелку. Сейчас она закончит, вернется в комнату, устроится в кресле с ногами — и будет читать. Если нет, то мы поговорим о чем-нибудь.

Она скажет: почитай мне стихи, Золотарь.

Спит Шиза в кабинете, на диване. Смешно сказать — между нами по сей день ничего не было. Как в сентиментальном романе XIX века. Даже когда я возвращался бухой в дрезину. А врач утверждал, что я — мужчина в самом расцвете. Врал, лекаришка. Когда Шиза перебралась ко мне, ни сказав ни слова, я сперва… Что я сперва? Ну, не знал, что делать. А там привык. И Антошке она нравится. Золотарь ты, Золотарь, хренов Казанова… Она старше твоего сына на семь лет. Она все придумала, выстроила замок на песке, на пустом месте. Фикция, мираж; шуточки СФ.

Однажды она уйдет.

Или я приду к ней в кабинет.

…а как мечталось, и как леталось, но что-то сталось, а что-то — нет,
Как знать, где старость, а где усталость, где просто жалость, где звон монет?
И в реку с моста уже не просто, и струп-короста на миражах,